Ника посмотрела на подругу. Каждая за свое переживает. Аглая не видела, она надеется. Ника видела, у нее надежды нет. И плевать ей, что там с Ритой и Игнатом. Может, и они… а может, и нет. Но то, что Стас мертв, она знает точно.
– Может, и почудилось.
Далеко за высоким забором взвыли волки. Нике показалось, что это она, сердце ее взвыло, тоскливо и тяжко, надрывно напрягая связки. Гулко ударила ставня, и в окно постучали. В их окно. Ника вздрогнула, Аглая схватилась за ухват, хорь, спокойно дремавший на подоконнике, взвизгнул, спрыгнул и кинулся под лавку. Уже оттуда начал зловеще пищать.
– Черти бы тебя взяли! – выругалась Ника, всматриваясь в темень окна. Там сидел ворон, отстукивая клювом по стеклу. – Пшел отсюда.
Аглая нервно засмеялась:
– Испугал, гаденыш.
Ника отшатнулась от окна.
«Уходить надо».
«Заткнись».
«По нашу душу вороны слетелись».
Ника подхватила плащ со спинки кровати.
– Выйду я, Алька, душно мне, воздухом подышу.
Аглая с сочувствием посмотрела на подругу. На то, как та дрожащей рукой открывала дверь.
– Не можем мы ей помочь, – тихо прошептала она вылезшему из-под лавки и теперь тревожно озирающемуся хорю. – Стаса она видела. И я видела.
Зверек юркнул к Аглае, влез по ноге на руку, потом на плечо и уткнулся в волосы.
– И где-то там Игнат.
Ветер не сильный, но пронизывающе холодный пробирался под плащ. Скрипели старые деревянные жерди ворот. Страж на верхотуре зевал, иногда поглядывал на одиноко стоящую внизу девушку.
Руки мерзли, хотя было не по-осеннему тепло. Ника прятала их под плащ, но и он не грел. И тогда она всматривалась в окостенелые бледные пальцы, пытаясь вызвать то, что было в ней.
За воротами завыли волки, тоскливо, громко. Следом за ними чуть слышно взвыла Ника. От боли, от тоски.
И он все-таки появился – крохотный смерч в ладони.
«Я могу его вернуть? Ведь есть же сила. Твоя сила! Помоги!»
«Вернуть-то можно! Только сможешь ли с таким? Не человек, не нежить. Мука для него, боль для тебя».
Слезы не бежали, стояли комом в горле. Голос внутри шептал: «Уходи! Ты сможешь дойти. Тебе не нужен никто».
Смерч крутился. Крохотный. Черный.
«Он может стать огромным, как и сила в нас».
«И тогда я смогу?..»
Тяжелый вздох: «Никто не сможет. Но у тебя будут силы мстить».
«Кому?»
«Тому, кто сотворил это». – Судорожный выдох.
Ветер бился в закрытые ворота. Стоило только направить смерч. Крохотный черный вихрь снесет хрупкую для него преграду.
Уютно устроился на верхотуре страж, его голова склонилась на грудь.
Всего шаг отделял Нику от ворот.
Слишком громко и пронзительно вскрикнул над головой пролетающий ворон: «Кар!»
Ника испуганно сжала ладони, прикрывая смерч.
– Черти бы вас побрали, ночью кричать! – чертыхнулась она.
«Уходи!» – взвыло в голове.
«Заткнись!»
Позади, в деревеньке, послышался пьяный говор. Ника прислушалась. Кого там по ночам носит? Ворон сел на изгородь: «Кар!»
– Пошел отсюда, нечистый!
Ворон не улетал, смотрел на Нику блестящим в лунном свете глазом. Нехорошо так смотрел, будто предупреждал. И Ника насторожилась. Негромко, сипло заржал конь в стойле. И снова бормотание. Голос слишком тихий, едва доносимый ветром, но что-то знакомое…
– Вот же, черт старый! – вскрикнула Ника. И бросилась было к дому. Но остановилась. Черная тень, махнув крыльями, устроилась на верхушке забора, с интересом поглядывая мелкими глазами на деревеньку. И это был не ворон. Слишком крупная, и горящие ночи желтые глаза. Монстр издал хрюкающий звук, следом появились еще трое. Ника вжалась в тень, бросила взгляд на стража. Тот спал так, что даже сап доносился. Крикнуть? Монстры услышат. А те тихо переговаривались. Ника готова была поклясться, что один указал на домик Данки и довольно отчетливо проговорил: «Ведьма там».
У нее кровь застыла в жилах.
«Они за нами!»
«А то!» – злорадно ответила внутренняя Ника.
«Бежать?»
«Поздно! Одна нипочем с ними не справишься».
Ника прикрыла глаза, мысленно попыталась вызвать черный вихрь.
«Помоги!» – взмолилась голосу.
«Помогу! Только и ты… До Обители сама не дойдешь. Мне позволь!»
«А я! Как же я?»
«Дойду до Обители, выпущу! Не дойду… так у нас одна судьба на двоих».
Ника прикрыла глаза. Жуткий, страшный договор.
«Обещай, что она не узнает. Слишком больно и тяжело. Она не вынесет».
«Обещаю. Ты согласна?»
«Да».
И голос выдохнул, произнося темный, пугающий разум заговор. А рука непроизвольно потянулась к тонкому кинжалу в причудливых ножнах, висевшему на боку.
Аглая сидела у окна, глядя, как удаляется фигура Ники. Опущенные плечи подруги чуть подрагивали, она куталась в плащ, закрывала голову капюшоном.
– Плохо ей! – тихо сказала Аглая и отвернулась. – Сил нет смотреть на такую Нику.
Хорек ластился. Она потрепала его по холке и опустила на пол. Неторопливо расстелила кровать, стоящую в углу. Подумав, расправила и Нике – у окна. От белья приятно пахло травами и оттого напоминало бабушкин дом. Аглая прижалась лицом к подушке и с удовольствием вдыхала успокаивающий далекий аромат. Трещала тихо лучина, тускло отсвечивала икона в углу. Аглая поднялась. Прошла к божнице.
Перекрестилась, смотря на лик. А ведь она даже не знает, кому и как молиться. Аглая всматривалась в икону. Седовласый старец. Непонятные символы. У бабушки было много икон. Похожая была. Какие молитвы она читала? И читала ли? Аглая не слышала. Заговоры, те, бывало, и долетали до уха. Силу земли вычитывала, небесную силу и что-то там еще о покровительстве. Кто бы мог знать, что и Аглае это пригодится. Она вернулась к кровати, присела.
Тонко пропищал хорек, запрыгивая на колени. Она механически погладила его.
В дверь едва слышно поскреблись. Аглая вслушалась. Следом постучали. И пьяный голос, запинаясь, проворковал:
– Душ-ш-шеньк-ка м-м-моя!
Аглая бросила взгляд на стоящий у печи ухват. Быстро спрыгнула с кровати.
