Она медленно повернула к нему лицо, потом подняла руку и коснулась кончиками пальцев его щеки.
— Ты и в самом деле захотел иметь наследника? Мальчика, который станет следующим графом Чейзом? В котором будет течь твоя и моя кровь, а следовательно, и кровь моего отца?
— Да. И он не должен быть одинок. Мы дадим ему братьев и сестер.
— Но почему? Что с тобой случилось, Марк? Ты почувствовал жалость ко мне из-за того, что я потеряла ребенка?
— Да, конечно. Но это не главная причина.
— Тогда в чем же дело?
— Я люблю тебя так, как только может мужчина любить женщину. Я никогда не думал, что способен на такое. Пусть больше не будет недоверия между нами, настороженности и враждебности. Я не хочу, чтобы ты боялась и дрожала, не зная, какого следующего шага можно от меня ожидать. Если в будущем я когда-нибудь обижу тебя, можешь не тратить время на хлыст, уздечку или ботинок, а сразу огреть меня кочергой от камина. Я люблю тебя. Устраивает такое объяснение? Ты веришь мне, простишь меня?
Возникла пауза. На какой-то момент ему показалось, будто вернулась та, прежняя Дукесса, молчаливая, отстраненная, замкнутая. Она напряженно и внимательно изучала его. Как он ненавидел это. Пусть кричит и дерется, только не эта неподвижная маска.
— Я готов даже позволить этому проклятому юному Рейвну быть твоей акушеркой, хотя и ненавижу, когда он прикасается к твоему телу. Ну же, посмейся надо мной, скажи, сделай что-нибудь, только не молчи. Лучше ударь меня!
— Пожалуй, я еще успею как следует стукнуть тебя в следующую среду или пятницу, а пока… Марк, повтори еще раз, кажется, ты говорил что-то интересное.
— Я говорил, что люблю тебя и не доверяю этому юнцу Рейвну. Придется нам женить его, чтобы как-то отвлечь от тебя.
Она звонко рассмеялась, и он, нежно целуя ее в губы, почувствовал, как теплая волна разливается по телу, будто он сделал хороший глоток крепкого бренди — Ах, Марк, возможно, я люблю тебя еще с тех пор, когда даже не знала, что это такое. Да, я заставила тебя жениться на мне, но не только для того, чтобы восстановить попранную справедливость, исправить вред, причиненный тебе моим отцом, я желала тебя, мне было необходимо, чтобы ты стал моим мужем. Боже, как ты был жесток со мной! Я думала, мне уже никогда не удастся изменить это. И все же я была рада, что этим американским Уиндемам уже не удастся подцепить то, что по праву принадлежит тебе — То, что принадлежит нам, нашему сыну и сыновьям его сыновей, и так до бесконечности. Поэтому ты и пришла ко мне в спальню…
— Ax, Марк, но я даже не представляла, как прекрасно то, что происходит между мужчиной и женщиной, как мне хорошо может быть с тобой.
— Но кажется, тебе не очень понравилась наша первая брачная ночь. Зачем же ты приехала сюда, в Чейз, и заняла спальню графини?
— Чтобы свести тебя с ума от вожделения, чтобы ты дрожал от него еще сильнее, чем Джордж Рейвн, глупый мужчина! Хотя, чтобы добиться этого, мне надо еще многому учиться.
— Когда ты выздоровеешь и снова начнешь петь и танцевать, я стану самым прилежным учителем, какого ты только сможешь отыскать во всем Йорке, нет, к черту, во всей Англии!
Она улыбнулась ему, и теперь в ее улыбке не было и тени горя и разочарования. Это была счастливая блаженная улыбка любящей и любимой женщины.
— Дукесса, ты помнишь, как я говорил тебе, что хочу, чтобы между нами отныне не было секретов. Начиная с этого момента, ничто не должно стоять между нами, договорились?
Наклонив к нему голову, она молча провела пальцами по его лицу. А он-то надеялся, что она расскажет ему о своих песенках, написанных под псевдонимом Р.Л.Кутс. Откуда только она взяла такое нелепое имя?
Ладно, не важно, у него есть Дукесса, а мистер Кутс, возможно, еще когда-нибудь всплывет в их жизни.
Глава 26
Следующей после Спирса была Дукесса, заставшая свою свекровь лежащей на полу посреди Зеленой гостиной. Какое-то время Дукесса с интересом наблюдала за ней, а потом тоже подняла глаза вверх. Зеленая гостиная была единственной в доме комнатой с фресками на потолке. Казалось, вся композиция была выполнена одним автором, рисунки равномерно распределялись между потолочными балками. Дукесса рассматривала их еще когда была девятилетним ребенком, особенно ей нравились средневековые сценки. Но она никогда не приглядывалась к ним особенно внимательно.
Взгляд Дукессы отыскал средневековую сценку, представлявшую знатную даму в окружении служанок. Дама была вся в белом, с длинным коническим убором на голове, ее волосы каскадом падали на спину. Она сидела на какой-то каменной плите, слегка наклонившись вперед, слушая молодого музыканта, перебиравшего струны лютни у ее ног. Дукессе казалось, что она слышит какие-то слабые отдаленные звуки, слетавшие со струн. Она переключилась на следующую сценку, которая повторяла предыдущую, но молодой человек теперь стоял, вытянувшись и подняв голову вверх, к толстым ветвям дуба. Он будто рассматривал что-то спрятанное там.
Далее на рисунке служанка подавала своей госпоже кубок с водой; присмотревшись к каменной плите, Дукесса вдруг поняла, что это выступ колодца. Молодой человек уже не просто тянулся вверх, а доставал из ветвей дуба лютню. Какой-то абсурд, почему лютня должна находиться где-то в ветвях?
И вдруг она замерла. Ее сердце билось тяжелыми глухими ударами. О нет, разве это возможно? На другой сценке музыкант держал две лютни, по одной в каждой руке. Он улыбался даме, как будто предлагая одну из них ей. Еще один вариант — музыкант по-прежнему держит обе лютни, но смотрит уже не на даму, а, обернувшись, куда-то за свое плечо. Лицо его было напуганным, будто он видел там что-то страшное. Лютни он держал как-то очень неудобно, прижимая одну к другой выпуклыми спинками.
— Хелло, дорогая! Я верю, что ты себя уже неплохо чувствуешь, но разве Марк позволил тебе вставать с постели и бродить одной по дому? — И тут же Патрисия переключилась на главное:
— Я разглядываю потолок. Много лет назад, впервые побывав в Чейзе, я была очарована этими фресками и не могла выйти из Зеленой гостиной. По этим фрескам можно восстановить историю Англии вплоть до середины шестнадцатого столетия. Последние особенно притягивают меня, потому что среди них есть посвященные моей любимой Марии, шотландской королеве, такой смелой и благородной и так подло преданной. Но ты видишь, здесь совсем нет ее изображений ребенком, нет и относящихся к ее трагическому концу. Трактовка сюжетов обрывается 1550 годом. Но ты знаешь, три дня назад я поняла, что в этой живописи заключено и еще кое-что, кроме стилизованных под определенный период сцен. Ты уже видела их, Дукесса? Ах, разумеется. Глупый вопрос. Они очаровательны, ведь так?
Дукесса согласно кивнула.
— С моего места их гораздо удобнее рассматривать. Иди сюда, дорогая, и ложись рядом, я буду тебе показывать. Дукесса растянулась на полу рядом со своей свекровью.
