Протянув своей матери несколько рисунков, он вышел из “Зеленого куба”, насвистывая куплеты, несколько рискованные для того, чтобы быть подписанными леди.
Марк молча молился за себя и Дукессу, за то, чтобы они были счастливы вместе как можно дольше. Он желал бы прожить с ней каждую минуту своей жизни.
* * *
У Баджи чуть пена не шла изо рта, когда он докладывал Спирсу, Сэмпсону и Мэгги:
— Не сомневаюсь, в этом замешан кто-то из американских проклятых ублюдков. Мне плевать на их алиби, они наверняка наняли кого-нибудь. Не сомневаюсь, именно старая ведьма все и организовала.
— Мистер Баджи, успокойтесь. Гнев тут не поможет. Разумеется, вы расстроены тем, что не удалось выяснить ничего определенного, все это понимают.
Мэгги, изучавшая ноготь на своем большом пальце, сказала:
— Возможно, мы идем по не правильному пути. А что, если в этом замешан еще один родственник — бастард, владелец антикварного книжного магазинчика в Ривзе? Ведь он тоже знал о сокровище?
— Я даже ни разу не подумал о нем, — удивился Баджи, — неплохая идея, Мэгги. Необходимо проверить эту версию. Завтра утром я отправлюсь в Ривз и побеседую с ним.
— Но вы должны быть осторожны, Баджи. Наверняка это довольно грубый человек. Вряд ли он умеет вести себя как джентльмен. А если он действительно замешан…
— Ничего, я найду к нему подход, — небрежно оборвал ее Баджи, решив вдруг переключиться на другую тему. — Возможно, это некстати, дорогая, но вам очень идет это платье цвета зеленого яблока. Оно так дивно оттеняет ваши замечательные волосы.
— Спасибо, Баджи, — ответила Мэгги, усмехаясь.
— А я, — критически заметил Спирс, — предпочел бы увидеть на вас что-нибудь бледно-желтое. Зеленое смотрится слишком резко, я люблю более мягкие тона, мисс Мэгги.
Сэмпсон, бросив в ее сторону мимолетный взгляд, сказал:
— Не понимаю, при чем тут цвет ее платья. Что в этом такого важного для вас?
Мэгги рассмеялась, выходя из комнаты, как всегда, взбивая на ходу красные кудри. Она мимоходом небрежно заметила:
— А знаете, Сэмпсон прав. Сейчас неподходящее время для кокетства и комплиментов. Я иду к Дукессе. Возможно, граф позволит мне сегодня вымыть ей голову. Кстати, вы заметили, как он изменился к ней? Просто не отходит от ее постели.
— Граф, — сказал Спирс, — наконец-то понял, как ему повезло с женой. В последние три дня он стал совсем другим, я с удовольствием наблюдаю за ним.
— Никакого чуда здесь нет, — заметил Баджи. — Его просто перевернуло все случившееся с Дукессой. Проклятие, почему она потеряла ребенка? Ведь ранение было довольно легким?
— Этот мерзавец все же сумел нанести непоправимый удар, мистер Баджи, — сказал Спирс. — Счет пока идет в его пользу. Бедняжка, она так этим подавлена, еще и не перестает без конца проклинать себя за то, что оказалась недостаточно крепкой, чтобы выносить этого ребенка. Ну как она может быть в этом виновата?
После продолжительной паузы Спирс подытожил с глубокомысленным видом:
— Я думаю, надо посоветоваться с миссис Уиндем. Я непременно побеседую с ней. Она чертовски умная женщина.
Спирс нашел Патрисию Уиндем лежащей на бледно-голубом обюссонском ковре в центре Зеленой гостиной. Глаза ее были уставлены в потолок.
— Мадам!
Она медленно повернула к нему голову и улыбнулась.
— Спирс, иди сюда и помоги мне подняться. Надеюсь, ковер чист… Миссис Эмери — настоящий тиран. У нее всегда все в порядке. Благодарю. — Встряхнув свои пышные юбки, она насмешливо заглянула ему в глаза.
— Могу я спросить, что вы делали здесь, лежа на полу, мадам?
— Спросить ты можешь, но я не скажу, по крайней мере теперь, Спирс. Где мой сын?
— Возможно, он у Дукессы или отдает Мэгги какие-нибудь распоряжения, касающиеся ее госпожи.
— Ах, как он мил, мой сладкий мальчик!
Эти слова вызвали какой-то странный звук в горле у Спирса.
— Да, мадам, “сладкий” — это весьма подходящий эпитет для его сиятельства.
— Что-нибудь не так, Спирс?
— Я.., гм.., лишь хотел спросить вас, мадам, кто, по-вашему, должен нести ответ за все случившееся в этом доме?
— Но.., я совсем ничего не знаю, Спирс.
— Но что-то вы ведь должны знать, мадам?
— О да. Мне известно чуть больше, чем ничего. Впрочем, не исключено, что вскоре мне и удастся отчасти разобраться в тайнах этого дома.
— Я понял вас, мадам. Возможно, вы хотели бы выслушать чье-нибудь суждение по поводу всего этого, прежде чем составите собственное?
— Ваше, например?
— Именно так, мадам.
— Но не теперь, Спирс. Извини, но я еще не совсем готова. Позволь мне пока взглянуть на моего дорогого мальчика. Ты сказал, что он у Дукессы? Бедная девочка! Потерять , ребенка — как она, должно быть, подавлена!
Ее дорогой мальчик кричал во всю силу легких, когда она подходила к комнате. Она слышала его голос еще футов за двадцать от спальни Дукессы. Открыв дверь, Патрисия увидела Дукессу стоящей возле постели. Она держалась за головку херувима на одном из углов спинки кровати и казалась довольно слабой.
— Марк, — очень мягко и покорно, что понравилось Патрисии, говорила Дукесса, — не надо так беспокоиться, ради всего святого, со мной все в порядке.
— Ты поклялась мне, что останешься в постели, черт побери! Только взгляни на себя в зеркало — вся бледная, дышишь тяжело, как рыба, выброшенная на берег, потная, словно загнанный зверек, и еще смеешь вылезать из постели!
— Мой дорогой! — вмешалась Патрисия Уиндем, подходя поближе. — Не надо так кричать, ты совсем запугаешь Дукессу. И что ты такое говоришь, она выглядит совсем неплохо. Хотя и в самом деле, дорогая, чем тебе не нравится уютная постель?
— Я так и знала, что вы примете его сторону.
— Ах, но что же еще остается матери?
— Посмотри, как она ожила, мама. Решила сделать пятнадцать шагов до ширмы, чтобы воспользоваться своим ночным горшком. Как будто нельзя было позвонить прислуге. Я не желаю, чтобы ты так поступала, Дукесса. Немедленно, сию же минуту забирайся назад в постель.
— Да, Марк. Именно это я и хотела сделать, когда ты вдруг влетел в комнату и начал кричать на меня, словно сумасшедшая сова.
— Сумасшедшая сова? Боже, ты еще даже не в состоянии связно мыслить. Но неужели ты уже успела воспользоваться своим горшком?
— Да, Марк. И я вполне благополучно добралась обратно. Патрисия Уиндем слегка прокашлялась.
— Все это замечательно, дети мои, мне очень нравится тема вашей беседы. Но оставим наконец в покое этот горшок. Давай, Дукесса, я помогу тебе.
