— Я всегда осторожен, — ответил Рафаэль. Виктории очень хотелось верить, что это действительно так.
По дороге в столовую они зашли к Дамарис.
— Тори!
— Да, милая… Как ты приятно пахнешь! Ты купалась?
— Да… Это опять ты, Рафил?
— Называй меня лучше просто дядей, малышка.
— Дядя, — послушно повторила девочка. Она позволила Рафаэлю взять себя на руки и высоко подбросить вверх. Взлетев почти к потолку, девочка радостно завопила. Ее крик привлек внимание бдительной Нэнни Блэк, которая немедленно появилась в детской.
— А, это вы, мистер Рафаэль, миссис Виктория. С этим ребенком сегодня нет никакого сладу. Вам пора в постель, маленькая мисс. Пошли скорее.
Дамарис, которой очень нравилось находиться в центре внимания, не имела ни малейшего желания отправляться спать. Она закатила такую истерику, что через несколько секунд в детской должны были собраться все без исключения обитатели Драго-Холла, чтобы посмотреть, кого убивают.
— Прекратите, юная леди!
Дамарис моментально замолчала и вопросительно взглянула на Рафаэля.
— Я сказал вам, Дамарис Карстерс, — очень серьезно повторил он, — что представление пора заканчивать. Поцелуйте Викторию и меня, пожелайте нам спокойной ночи и следуйте за вашей няней!
Виктория ожидала взрыва возмущения, потоков слез, моря гнева и негодования. Словом, любой реакции, кроме той, которая последовала. Дамарис беспрекословно послушалась.
— Знаешь, это было очень впечатляюще, — поделилась своими соображениями Виктория, когда они покинули детскую.
— Дети, как и моряки, должны строго знать границы, за которые выходить ни в коем случае нельзя.
— А кто их устанавливает, эти границы? В данном случае ты взял на себя эту функцию? Именно ты, взрослый, решил, что девочка вышла за пределы дозволенного?
— Да.
— И ты уверен, что имеешь на это право?
— Не сомневаюсь. Кстати, это относится и к женщинам.
— Извини, не поняла.
— Я говорю о границах, дорогая. На корабле, в детской, в спальне, словом, везде самое главное — не нарушать границ.
— Мне кажется, — задумчиво сообщила Виктория, — я сейчас перейду границу дозволенного и огрею тебя по голове этой омерзительной статуэткой. По-моему, эту обнаженную мраморную даму зовут Диана.
— Мне не нравится прозвище, которое дала тебе Дамарис, — проигнорировав нависшую над ним угрозу, неожиданно выпалил Рафаэль.
— Какое прозвище?
— Тори.
— Чем?!
— Не нравится и все. Придется придумать что-нибудь более оригинальное?
— У тебя уже есть идеи на этот счет?
— Есть одна, — рассмеялся Рафаэль, — но пока я оставлю ее при себе.
За ужином Рафаэль рассказал о случившемся с Джоан Ньюдаунс Дамьену и Элен.
«Он сделал это специально, — подумала Виктория, — чтобы и здесь узнать хоть что-нибудь».
— К сожалению, девочка не узнала никого из этих ублюдков… Извини за грубость, Элен.
— Все в порядке, Рафаэль, я с тобой полностью согласна. Такое могли сотворить только животные, мерзкие грязные свиньи.
— Ты так считаешь, дорогая? — протянул Дамьен. — Конечно, это было не очень хорошо с их стороны… Но можно сказать, парни просто позабавились.
Виктория ошарашенно уставилась на Дамьена. Несмотря на то, что он угрожал насилием ей самой, она никак не могла поверить, что цивилизованный человек может столь легкомысленно отнестись к такому чудовищному преступлению.
— Девочке было всего четырнадцать, — резко заметил Рафаэль, — не знаю, кем надо быть, чтобы забавляться, насилуя ребенка.
— Человеком с больной психикой, — отрезала Элен. — Попробуй паштет из рябчиков, Рафаэль, это очень вкусно.
— Интересно, а были в этих краях аналогичные случаи? — спросила Виктория, решив таким образом подыграть мужу.
Рафаэль с тревогой ожидал ответа Дамьена. Ему очень не понравилась надменная легкость, с которой его брат рассуждал о совершенном преступлении.
Дамьен медленно осушил свой стакан вина, после чего спокойно ответил:
— Сейчас я припоминаю, кажется, было нечто подобное. Правда, довольно давно.., несколько месяцев назад, не так" ли, дорогая?
— Как ты можешь так спокойно говорить? — возмутилась Элен. — Такие вещи легко не забываются. Думаешь, во всем этом есть связь с клубом поклонников адского огня?
Дамьен, казалось, скучал, что, принимая во внимание остроту обсуждаемого вопроса, было довольно странным.
— Не знаю, Элен. И должен признаться, меня это совершенно не интересует, поскольку не имеет ко мне никакого отношения… Рафаэль, передай мне, пожалуйста, тушеную куропатку.
— Но это имеет отношение ко всем нам, — не удержалась Виктория. — Никто не имеет права оставаться равнодушным к тому, что сделали с несчастной девочкой. Боже мой, Дамьен, доктор Лудкот сказал, что ее опоили, а потом изнасиловали, причем не один человек, а несколько.
— Не хотел бы я быть последним, — криво усмехнувшись, пробормотал Дамьен, но тут же, как бы опомнившись, виновато улыбнулся и протестующе замахал руками. — Я не имел в виду ничего дурного. Это просто шутка.
— Отвратительная шутка! — в один голос воскликнули Элен и Виктория.
— Возможно, не очень удачная, — не стал спорить Дамьен, — однако мне кажется, вы слишком драматизируете ситуацию. Речь идет о простой крестьянской девчонке, пусть даже не об одной… Что нам за дело до нее?
— Брат, — вмешался Рафаэль, — по-моему, нам стоит сменить тему. Ты сегодня шутишь несколько странно и расстраиваешь наших дам.
Дамьен улыбнулся и виновато взглянул на свою беременную жену.
— Я совершенно не стремился к этому. Мой наследник должен быть спокоен и здоров.
— Завтра, — довольно резко оборвал его Рафаэль, — мы с Викторией намерены отправиться в Сент-Агнес. Там продается поместье, в котором, между прочим, сохранились даже остатки средневекового замка с экзотическим названием Вулфтон. Он был построен где-то в начале семнадцатого века семейством Де Мортонов.
— Очевидно, они были норманнами, — сказала Виктория.
— Да, это очень древняя фамилия. Наверное, все ее представители обладали отменным здоровьем, ведь они ведут свой род с середины пятнадцатого века. Теперь их фамилия Демортон. Очень близко к оригиналу, просто несколько более благозвучно для английского уха.
— А почему они продают свою фамильную собственность? — лениво поинтересовался Дамьен.
— Причина обычная — деньги. Вернее, их отсутствие. В этой семье было несколько бездельников — прожигателей жизни. Последний из них, Алберт, умудрился вконец промотать свое состояние уже к двадцати пяти годам, а затем, терзаемый раскаянием, наложил на себя руки, оставив своих домочадцев в нищете. Так что, если нам с Викторией там понравится, думаю, мы заключим выгодную сделку. Как ты считаешь, дорогая, тебе подойдет роль хозяйки Вулфтона?
