На кухне Деборы не оказалось.
— Миссис уже ушла, — сказала Лайла и предложила Диане кусок пудинга.
Диана поднялась вверх по лестнице и пошла к отцовской спальне. Дверь оказалась закрытой. Графиня подождала немного, затем решила постучать, как вдруг услышала плач.
Дебора! Она плачет? Диана очень осторожно нажала на ручку и распахнула дверь.
В отцовском кресле сидела Дебора, пряча лицо в ладонях. Ее плечи вздрагивали.
Диана бесшумно подошла к мачехе и положила руку ей на плечо.
— Что случилось, Дебора? Я могу чем-то помочь?
Лицо мачехи было залито слезами, верхняя губа подергивалась.
— Что вам нужно? — От слез ее голос сел и звучал хрипло.
— Я услышала, что вы плачете. Я хочу вам помочь.
— Как же! Вы хотите только одного — чтобы я уехала отсюда. Вот что я скажу вам, мисс… Когда я встретила вашего отца, он был несчастен, он не мог забыть вашу мать. Я сделала его счастливым, уверяю вас. Со мной он забыл ее.
— И поэтому вы распорядились перенести ее портрет из гостиной в кабинет? Чтобы сделать отца счастливым?
— Мысли о ней преследовали его. Я убрала портрет, чтобы он наконец освободился от нее.
— Почему вы ненавидели Мойру?
У Деборы перехватило дыхание.
— Так вот почему, — медленно проговорила она, — вы хотите мне помочь. Вы хотите убедить отца в том, что это я задушила девушку? Так вот что я вам скажу. Я действительно хотела убрать отсюда Мойру. Она была глупая и хитрая. Я не могла заставить ее понять, что… Нет, это уж слишком! Я не хотела, чтобы она пострадала. Я просто хотела, чтобы ее убрали отсюда, убрали с острова Саварол.
Диана вспомнила самодовольное выражение на лице Мойры в тот день, когда Лайонел отобрал у Деборы хлыст. Хитрая? Да, у нее был хитрый и самодовольный вид.
— Но почему? Неужели она вас так раздражала?
Дебора плотно сжала губы.
Отчаявшись услышать ответ на свой вопрос, Диана сменила тему.
— Знаете, Лайонел думает, что Патриция и Дэниел могут поехать с нами в Англию. Он собирается выделить Дэниелу приличное содержание, чтобы он мог изучать медицину, о чем ваш сын так мечтает.
— Нет! — Дебора рывком поднялась с кресла, движения ее были неуклюжи и бессмысленны. — Нет, — уже спокойнее проговорила она. — Место Дэниела здесь, на острове Саварол, рядом со мной. Вы понимаете это? Не вмешивайтесь в наши дела.
— А как же Патриция? Она готова душу продать, чтобы потанцевать на лондонских балах.
— Патриция просто… Она молода. Она поступит так, как ей скажут.
— Дэниел взрослый человек, Дебора. Мне думается, он вправе поступать по-своему.
Дебора только покачала головой, не поднимая на Диану глаз.
— Уйдите, Диана. Уходите.
— Хорошо. Но если вам захочется с кем-нибудь поговорить, Дебора, я буду рядом. Знаете, я вовсе не ненавижу вас. Если вы сделаете счастливым моего отца, то я буду только рада за него.
Мачеха, казалось, хотела что-то сказать, но промолчала. Диана вышла из спальни и осторожно прикрыла за собой дверь. Ее лицо было задумчивым.
— Миссис расстроена?
— Да, Дидо, миссис расстроена. Наверное, привычку подслушивать я переняла от тебя. Итак, ты давно здесь, за дверью?
Старая негритянка хитро посмотрела на Диану.
— Да давно уж. Столько всяких бед случилось с тех пор, как они тут поселились.
— Дидо, расскажи мне о Мойре. Ее взяли в большой дом как раз перед моим отъездом в Англию.
— Мойра была хорошенькой девчонкой, даже слишком. А уж хитрая! Миссис хотела, чтоб ее убрали.
— Не хочешь же ты сказать, что мой отец соблазнил ее!
— Нет, не ваш отец, он — нет. — Дидо кивнула на дверь спальни, где находилась Дебора. — Я слышала, как Мойра там хохотала. Вдвоем с… До тех пор, пока… — Дидо пожала плечами.
— До каких пор? До тех пор, пока я не приехала?
— Миссис переживает, — сказала Дидо и опять пожала плечами.
Диана смотрела, как Дидо смахивает перьями пыль с китайской вазы, которая стояла на любимом столе отца. Вот упрямая старуха!
Диана шла по саду к конюшне и думала об отце, представляла его в постели с Деборой. Ей стало неловко, так как теперь она все знала о происходящем в постели. Ведь он же ее отец.
* * *
— Что я вижу? Ты покраснела сквозь загар!
Диана резко обернулась и увидела Лайонела, который насмешливо улыбался ей. Он ласково взял жену за подбородок.
— Какие мысли бродят в твоей головке? Ты думала обо мне? О том, как я ласкаю тебя и делаю такое, от чего ты вопишь, кричишь и умоляешь меня не останавливаться?
— Ты закончил?
— Никогда. И мне нравится, когда ты говоришь таким кислым и сухим тоном. Пойдем уединимся, Диана, и ты расскажешь мне, о чем думала.
— Тебе это не понравится, — ответила она, но пошла в ногу с мужем. — Сегодня утром я была сыщиком.
Лайонел замер, перепалка и чувственность оказались позабыты.
— Прекрати! Больше не смей! Я не хочу, чтобы ты рисковала. Вообще-то твой отец прав: лучше тебе постоянно находиться при мне. Днем и ночью.
— Не глупи, Лайонел. Я услышала сегодня плач Деборы у нее в спальне и поговорила с ней… — вот и все.
Он вздохнул.
— Перескажи мне ваш разговор.
Диана рассказала и о разговоре с Деборой, и о намеках неразговорчивой Дидо.
— Дебора страшно переживает, Лайонел. Наверняка это имеет отношение к случившемуся. Она что-то знает, я уверена.
— Возможно. А теперь, может, пойдем к Грейнджеру? Я не могу позволить тебе действовать на свой страх и риск. Один Бог знает, что может прийти в твою голову, колючка!
— Ты, разумеется, не станешь говорить так сурово с будущей матерью твоего ребенка?
Он усмехнулся торжествующе, по-мужски.
— Он там, да? Я всегда делаю верные ставки, как говорят в клубах. После обеда, во время сиесты, я еще раз наведаюсь в свое помещение…
— Я откажусь от всего, если ты не прекратишь нести чушь.
— Дорогая, ты не можешь решать, зачать тебе или нет. — Он помолчал, глядя в небо. — По крайней мере я надеюсь, что не можешь.
— Ага! Значит, до тебя доходили слухи о вуду, да? — спросила Диана, и Лайонел нахмурился. — Это когда повсюду колдовство, зловещие ритуалы и церемонии. Вам лучше относиться ко мне крайне уважительно, милорд.
— Мне лучше положить тебя под себя.
Диана весело рассмеялась, ужас происходящего отступил. По крайней мере, до тех пор, пока они не пришли в дом управляющего. Лайонел постучал в побеленную дверь. Симпатичный одноэтажный домик из пористого кирпича, окруженный ухоженным садом.
