Ну, вот не понимаю, как так? Почему, ну почему нет ухода, присмотра за сиротками? Ведь это члены племени, и они очень малы, чтобы обеспечивать себя самостоятельно. Где, черт возьми, их сопереживание, сочувствие, понимание и доброта? Неужели у тайхаров заведено плевать на детей? Почему они не думают о том, что каждый может не вернуться из черных лесов. Почему бы не брать детишек к себе, обеспечивая всем необходимым, проявляя заботу и доброту? Ведь тогда и остальные воины будут уверены, что если и в их семье случится беда, то их отпрыски не пропадут. А тут… рабство. Старшая сестра продает себя в пожизненное повиновение, чтобы защитить младших.
«Сволочи и скоты!»
Ладно, что о них говорить?! Мрази, и нет у меня к ним уважения, как к расе. Понятно одно, что эгоисты, и каждый только о своей шкуре заботится. Нет у них сплоченности, верности… поэтому их и жрут ворхи… за черствость души.
Посмотрела на мальчика и прошептала:
– Тарган, а ты не будешь против, если я тут поживу и буду заботиться о вас?
Огромные глазки непонимающе посмотрели на меня, а потом на старшую сестру и, видя подтверждение в ее чуть открытой улыбке, кивнул и сам сжал мою руку.
Такой маленький, беззащитный, и желающий счастья, как и любой ребенок, верящий в чудо. Погладила его по щеке и произнесла:
– Обещаю, что не дам тебя и твоих сестренок в обиду. Веришь?
Тарган кивнул и потрогал мои волосы, пропуская их через маленькие пальчики второй руки.
– А вы ужинать не хотите? – скромно поинтересовалась у меня Дихара, с полной уверенностью, что я голодная.
Повернулась к ней, и честно призналась:
– Очень хочу. Огромное спасибо!
– Я вчера приносила мясо и фрукты, а ночью готовила жаркое в горшочке. Но честно признаюсь, я не очень хорошо готовлю. Я по хозяйству всегда… Если не сможете есть, то думаю вам понравится тхай. У него очень приятный вкус.
Встала, продолжая держать мальчика за руку, и попросила:
– Ты мне покажешь, как разжечь печь и из чего у вас готовят еду?
– А вы умеете? – с сомнением спросила Дихара.
– Конечно… Думаю да, и даже уверена. Только покажи имеющиеся продукты и поведай, где их можно использовать.
– Хорошо, – улыбнулась девочка, направляясь к печи. – Но только после того, как накормлю.
После позднего ужина, который в принципе понравился мне. Можно есть, если голодный, хотя вкус еды отличался от привычной для меня пищи. Дихара показала мне их провизию, находящуюся в погребе на улице, которой оказалось не так уж и мало. Хоть об этом Тарлан действительно позаботился. Правда какой ценой? Рабством Дихары…
Девочка называла и говорила мне, где что используется, а я старалась переводить на свой язык. Не шата, а мука; хетра – масло, и многое другое. Оказалось, что они выращивают зерно для муки, но на отдаленных территориях, где земля лучше, чем здесь. Правда, урожай скудный.
После того, как мне рассказали принцип работы печи и показали угли, я решила, что готова здесь хозяйничать. Но конечно не сегодня, а завтра.
Мне даже продемонстрировали принцип работы импровизированного душа, находящегося рядом с домом, и представляющего собой карточный домик из трех железных стен. Теплая вода в нем бежала самым необычайным образом. На мой вопрос: «Как?», Дихара ответила – «Магия Тайхары».
Отлично! Какая магия, однако, выборочная. Помирайте с голода, но вот вода в неограниченном количестве со всех углов. Еще бы… попробуй вонючих животных очистить…
Когда мы закончили обход, на улице стояла туманная ночь, и красоты ночного неба еще не было видно. Девочки уже зевали, а Тарган давно спал, прижимая к себе игрушку в виде воина, и я предложила всем пойти отдыхать. Витая приготовила мне постель… в маленькой комнатушке родителей, где стояла только приличных размеров железная кровать и больше ничего. Что интересно, на «матрасе» даже лежала подушка круглой формы, что очень порадовало.
Разделась и аккуратно залезла на шикарное ложе, чувствуя необычайную мягкость. Приподняла простынь, прощупывая матрас, и в маленькой дырочке увидела шерсть. Как я понимаю, кыбаров лишили шубки. Шикарный матрас, если оценивать благосостояние тайхаров.
Тихо лежала и смотрела в потолок, думая о матери детишек… Как она могла бросить детей? Понимаю, что тяжело, но обрекать детей на такое существование, а потом и рабство… не понимаю этого. Через время мысли стали пропадать, и я провалилась в сон.
Проснулась от плача, резко подскочив с места и рванув в спальню к детям. Увидев плачущего Таргана, согнувшегося калачиком и дрожащего всем телом на матрасе, сердце сжалось от боли за малыша.
Подхватила его на руки и стала убаюкивать, действуя интуитивно, ведь я совсем не знала, что делать в таких ситуациях.
Качала, пока были силы. Но малыш такой огромный по весу, что надолго меня не хватило. Понесла его в «свою» комнату и, уложив на кровать, легла рядом, прижимая к себе. Нежно водила ладонью по спинке и шептала ласковые слова. Через время всхлипывания прекратились, и мальчик уснул, чему я несказанно была рада. Только вот мой сон окончательно исчез и, провертевшись около получаса, я укрыла его одеялом и осторожно вышла из спальни.
Удостоверившись, что девочки спят, вышла из дома. Конечно, странно идти ночью на улицу в таком опасном мире, но мне ужасно хотелось посмотреть на красивое ночное небо. Поэтому я так… чуть-чуть… на крылечке только…
Есть в этой неподражаемой красоте что-то такое, отчего мне хотелось верить в лучшее. Может я отчаянный оптимист, но не могла смириться с грустной неизбежностью. Верила, что все можно исправить, и жить, а не существовать.
Села на крыльцо, любуясь завораживающей панорамой, вспоминая маму. А именно момент, когда была студенткой первого курса и жила еще с ней. Однажды строгая, но любимая и родная женщина, Наталья Алексеевна Ливанова, пришла с работы задумчивая и молчаливая. Медленно размешивала сахар уже в остывшем чае, совсем ничего не говоря. Посидев в такой тишине больше десяти минут, я не выдержала и спросила:
– Мама, о чем ты задумалась?
– Знаешь, Света, я всегда удивляюсь людям, не желающим бороться. Ни за что. Даже за своих собственных детей. Они мирятся с неизбежностью ситуации, не желая ничего исправить, утопая в алкоголе, грязи и наркотиках. А ведь можно все изменить, если верить в себя и идти к своей цели. Особенно, если цель – это самое ценное, что у тебя есть, дети. Но слабые… только жалуются на несправедливость жизни, обвиняя всех кроме себя. Знаешь… три месяца назад я лишила взрослую женщину родительских прав, за физическое насилие над детьми и алкоголизм. Когда я выходила из суда, она сидела на скамейке и смотрела в одну точку. Я подошла и напомнила, что все в ее руках, если она поменяет порядок и приоритеты своей жизни, и будет по-другому относиться к своим малышам.
Мама задумалась на минуту, отпивая глоток из кружки, а потом продолжила:
