– А я тут посмотрел на этих ребят, – председатель заглянул ей в глаза, – стоят у реки, едят мороженое, смеются, словно дети… Знаете что напомнило? Эпизод из фильма «Звезда пленительного счастья», где декабристы лежат на травке и смотрят, как для них возводят виселицу. Так что-то не по себе стало, старость, что ли… Подумайте, Ирочка, сколько лет с тех пор прошло, а мы все перемалываем людские судьбы ради государственных интересов. Прикрываемся красивыми словами, а приглядись – что они значат? Кому-то удастся усидеть в своем высоком кресле, только и всего.
– А нам с вами подняться повыше, – улыбнулась Ирина, – раз пошел такой разговор, давайте будем честными до конца.
– Давайте, Ирина Андреевна. Мы с вами так легко всосали эту сказочку про интересы и престиж, потому что надо же человеку иметь оправдание, и, пожалуйста, вот оно, буквально на ладони. Не корысти ради, а токмо волею, – Павел Михайлович рассмеялся, не закончив цитаты. – Короче, если здраво, как государство пострадает, если конструкторское бюро проведет дополнительные испытания самолета? В чем убыток, если граждане нашей и дружественной стран будут летать на безопасных машинах? Ну пойдут поставки за рубеж на три месяца позже, зато с гарантией. Да, под кем-то кресло затрещит, но это, простите, личные проблемы человека, а не интересы государства. Так что, Ирочка, поступайте как знаете. Какое сформируется внутреннее убеждение, такой приговор и выносите.
– Даже так?
Павел Михайлович кивнул.
– Спасибо, но я пока не знаю, как поступить, – призналась Ирина, – ситуация-то, по сути, дурацкая, слово пилотов против слова эксперта, и непонятно, кому верить. И это возможно, и то, а доказательств нет. Если бы еще хоть запись переговоров экипажа в кабине сохранилась, но увы, невская вода смыла все улики. Вы правильно сказали, пилоты молодцы, собрались в последний момент, но это не отменяет халатности, из-за которой они проворонили топливо. Допустим, я поддамся обаянию истории чудесного спасения, оправдаю, и что? Заставлю КБ тратить колоссальные средства на поиск несуществующего дефекта, хотя в данной ситуации нужны не инженеры и летчики-испытатели, а пара следователей старой закалки, которые бы грамотно развели этих гавриков по углам и вскрыли сговор.
– Думаете, пилоты лгут?
– Павел Михайлович, я получаю зарплату не за думание, а за установление истины. И в данном случае не знаю, как это сделать. Если они лгут, то согласовали показания миллион раз, хрен их теперь поймаешь на противоречиях.
– Фи, Ирина Андреевна, какие слова…
– Извините.
Добродушно посмеиваясь, председатель прошелся по кабинету и вдруг достал из шкафа круглую жестяную коробку с датским печеньем. Едва дождавшись приглашения, Ирина схватила обсыпанную сахаром ракушку и отправила в рот. Господи, еда, наконец-то! Она даже зажмурилась на секунду от удовольствия. Чуть поколебалась, но все-таки взяла еще одно печенье. Пусть неприлично, но не падать же в голодный обморок! На крышке коробки красовались солдат в красном мундире и высокой меховой шапке и принцесса с неправдоподобно тонкой талией. Ниже, по бортику были изображены разные сценки из жизни солдата и принцессы. То они садились в карету, то принцесса раскрывала такой большой зонтик, что, наверное, готовилась на нем улететь. Ирина подумала, что в детстве полжизни отдала бы за владение такой коробкой, а Егор с Володей мальчики, им не надо. А если будет девочка и снова в жизнь вернутся принцессы и бантики, косички и платьица…
Только председатель, понятное дело, коробку не отдаст даже после того, как съест все содержимое. Отнесет домой, и жена будет хранить там пуговицы. Ирина так разозлилась на жадного Павла Михайловича, что схватила третье печенье.
– Да, расследование проведено из рук вон плохо, – вздохнул председатель, – в расчете на нашу с вами лояльность и преданность государственным интересам. Решение принять трудно, только, Ирина Андреевна, я хотел бы обратить ваше внимание, что никто не спрашивает у нас, имеется ли конструктивный дефект самолета. Единственный вопрос, на который вы должны ответить, это виновны ли пилоты в преступлении, предусмотренном статьей 85 частью 2 УК РСФСР.
– Так этого я как раз и не знаю. – Ирина снова потянулась к печенью, но спохватилась и быстро отдернула руку.
– Кушайте, кушайте! Давайте вспомним правило, что сложную ситуацию надо разрешать простыми методами, и обратимся не к букве, а к сути закона. Чего не хватает у нас на процессе?
– Чего?
– Потерпевших, Ирина Андреевна, потерпевших. Мы должны учитывать их интересы, так давайте пригласим пассажиров и узнаем, что они думают относительно своего полета. Считают пилотов лихачами, которые чуть не угробили их, и жаждут возмездия за пережитые мгновения ужаса, или совсем наоборот? Потребуйте, чтобы наша доблестная милиция разыскала и доставила в суд пару человек, кого получится, с учетом, что они все иногородние. Кроме того, я рекомендую вам пригласить для дачи показаний капитана буксира. Он был первым, кто общался с летчиками после аварии, вдруг они ему сказали что-то интересное, обмолвились, что прозевали топливо…
– Да, такие дураки.
– А вы учтите, что непосредственно после стресса человеку труднее всего себя контролировать. Могли, могли сболтнуть. Короче говоря, объявите перерыв дня на три, пока оперативники нам разыщут и доставят свидетелей, а вы тем временем еще раз посмотрите дело, непредвзято изучите заключение экспертизы, ну а мужики напоследок с семьями побудут, тоже хорошо.
* * *
Когда судья принялась пытать эксперта с помощью мемуаров Берегового, которые Иван, к стыду своему, не читал, они с Зайцевым переглянулись и слегка воспрянули духом. Правосудие допустило теоретическую возможность, что они не раздолбаи, уже хорошо. Уже не так обидно идти на зону. Или, как говорят матерые зэки, отправляться эту самую зону топтать.
– Как страстный чтец зарубежных детективов с многолетним стажем, – сказал Лев Михайлович после заседания, – могу авторитетно заявить, что после такого обоснованного сомнения в Америке нас мгновенно оправдали бы.
– Но мы не в Америке, – напомнил Иван.
– Что да, то да.
Лев Михайлович поспешил к жене, а Иван с Павлом Степановичем и Наташей остались на крыльце ждать штурмана, который побежал в гастроном за стеклянными «билетами».
Массивная дубовая дверь открылась и выпустила прокурора. Он остановился на ступенях и, мрачно улыбаясь, поманил Ивана к себе.
Он подошел, стараясь избегать тусклого прокурорского взгляда.
Иван не понаслышке знал, что такое казарма, и считал себя человеком натренированным по части обоняния, но от прокурора так противно несло застарелым потом вперемешку с табаком, что он постарался сильно не приближаться.
Прокурор сам подошел почти вплотную, и к приятным запахам присоединился еще вид перхоти, рассыпанной по синему мундиру, как звезды на небосклоне. Иван сделал вид, что любуется закатом.
– Я не должен с вами говорить, но ради ваших интересов замечу, что показания эксперта ничего не меняют, – прошипел прокурор, – пусть они вас не обнадеживают, потому что это делается специально, чтобы исключить возможность апелляции. Если вы не хотите в колонию, то я очень советую вам признать вину.
