Придется сделать кое-что нехорошее, но путь не бывает без препятствий, просто надо уметь их преодолевать.
Позвонив с вахты по местному телефону в ординаторскую, как велел доктор, Ирина настроилась на долгое ожидание в вестибюле, но он вышел почти сразу, будто только ее и ждал. Это показалось хорошим знаком.
Доктор вел ее по извилистому темному коридору, потом по крутой лестнице с узорчатыми чугунными перилами, и весело говорил, что медицинская общественность страшно зауважала Ирину Андреевну еще с тех пор, как она оправдала акушера-гинеколога Тиходольскую
[1], ну а теперь, после доктора Ордынцева
[2], вообще готова на руках носить.
– Таких судей, кроме вас, нет! – патетически воскликнул он.
– Вы мне льстите…
– Нет-нет, я такого не помню, чтобы врача оправдали.
– Вы еще очень молоды.
– Старые тоже не помнят. Ну, пришли.
После осмотра врач подтвердил беременность. Сказал, что надо будет сдать анализ, но это чистая формальность.
Ирина покачала головой, думая, как поделикатнее начать о прерывании, но тут в кабинет заглянула какая-то голова в медицинской шапочке, и доктор, извинившись, вышел, оставив ее одну.
Раскрыв кошелек, Ирина достала заветную пятидесятирублевку, чтобы сразу ее незаметно положить. С опозданием сообразила, что в таких делах необходим конверт. Не позаботилась вовремя, а сейчас где его возьмешь?
Какая-то она совсем стала безалаберная, благодушная… Действительно, вдруг сообразила Ирина, никогда в жизни у нее не было такого безмятежного настроения! Будто подменили ее, в самом деле! Принимает вещи такими, как есть, не тревожится понапрасну… Она довольна миром и собой, даже страшная катастрофа на атомной станции не смогла вывести ее из равновесия. Раньше бы она тряслась как осиновый лист, представляя себе радиоактивные дожди и каждую секунду ожидая взрыва на Ленинградской атомной станции, а сейчас что? Она скорбит о жертвах этой страшной трагедии, сочувствует пострадавшим, понимает, что теперь придется соблюдать новые меры безопасности, но страха нет. Да, жизнь такая штука, что случиться в ней может самое страшное, но глупо бояться того, что еще не произошло.
Вот такая она теперь. Уж не из-за беременности ли? Ведь других признаков нет, ее не тошнит, голова не болит, наоборот, она чувствует себя бодрой и здоровой, как в двадцать лет.
Этот ребенок подарил ей радость жизни, а она собирается его убить…
Ирина вздрогнула.
Вернулся доктор, сел за стол и доброжелательно посмотрел на нее:
– Ирина Андреевна, обещаю вам отдельную палату и лучшего анестезиолога.
– Подождите, я еще не решила.
– Что ж, думайте, – он улыбнулся, – надо показаться терапевту, но на данный момент прямых противопоказаний я не вижу.
– А что, у меня была эклампсия?
– Плохо, конечно, но если мы будем внимательно следить за вашим состоянием… Под «мы», Ирина Андреевна, я имею в виду все мы, то есть в том числе и вы. Своевременно встаньте на учет в женской консультации, регулярно сдавайте анализы, следите за питанием, ну там поменьше соли, баланс жидкости, то-се, много гуляйте, при первых тревожных симптомах ложитесь на сохранение, и, думаю, беременность пройдет благополучно. Ближе к родам подумаем о целесообразности планового кесарева сечения, ну это уже частный вопрос…
– То есть категорически не возражаете?
Врач фыркнул:
– Даже когда мы категорически возражаем, кто нас слушает? Ваше право решать судьбу этого плода, а наша задача в любом случае сохранить вам здоровье.
Ирина захлопнула сумочку.
– А можно я еще подумаю?
– Господи, ну конечно, время еще позволяет. Подумайте, посоветуйтесь с супругом, а когда примете окончательное решение, позвоните мне.
Ирина поднялась.
– С супругом я пока не могу посоветоваться, – улыбнулась она, – он как раз уехал на военные сборы, так что придется самой решать. Ну, доктор, спасибо, до свидания.
Она взялась за ручку двери, но врач вдруг воскликнул: «Стойте, стойте!» – и выскочил из-за стола.
Ирина удивленно обернулась.
– Когда вашего мужа забрали? – резко спросил доктор.
– На майские.
– И где он?
Она пожала плечами.
Врач зачем-то выглянул в коридор, притворил поплотнее дверь и усадил ее рядом с собой на кушетку, обтянутую желтой медицинской клеенкой.
– Ирина Андреевна, он там, – тихо сказал доктор, – и сейчас у нас с вами пойдет совсем другой разговор.
– Да где? – Она уже поняла, но не хотела верить.
– Он в Чернобыле.
– Вы ошибаетесь, – голос прозвучал хрипло, – откуда вы можете знать?
– Дай бог, Ирина Андреевна, дай бог! И дай бог, все обойдется, он вернется к вам здоровым и живым.
– Я уверена, что так и будет.
– Конечно! Только сейчас ответственная ситуация, и нам с вами ненадолго придется стать реалистами и принять, что мы не знаем, как будет. Я всей душой надеюсь, что он останется жив и здоров, но мой долг врача предупредить вас о возможных последствиях.
– Но он мне звонил несколько дней назад… – Ирина чувствовала, как сердце противно и мелко колотится где-то в горле.
Погладив ее по плечу, врач встал, открыл стеклянный шкафчик, дверца которого противно задребезжала, и подал ей мензурку с противной на вид зеленоватой жидкостью.
– Пейте.
– Что это?
– Микстура Кватера, пейте, не бойтесь.
Ирина выпила.
– Положение очень серьезное, – продолжал врач, – я понимаю, что вы любите вашего мужа, и этого ребенка тоже любите, это естественно. Но готовы ли вы одна поднимать троих детей? Подумайте об этом.
Она крутила мензурку в пальцах, разглядывая градуировку на толстом стекле.
– И это еще не самое страшное. – Врач снова опустился рядом с ней на кушетку и заговорил очень тихо: – Есть большая вероятность, что он вернется глубоким инвалидом, а вы не сможете его даже обнять без того, чтобы не причинить вред вашему будущему ребенку. Беременной вам нельзя будет за ним ухаживать, понимаете? Иначе вы подвергнете плод радиационному излучению и многократно увеличите риск образования пороков развития и других болезней ребенка. А потом, даже если беременность пройдет благополучно и вы родите здорового малыша, как вы будете разрываться между детьми, больным мужем и работой? Поймите правильно, Ирина Андреевна, я бы слова не сказал, жди вы первого ребенка, но у вас уже есть двое маленьких детей, о которых вы обязаны заботиться.
