Кристин показалось, что она догадывается, в чем дело: как видно, жена Ульва вздумала пожаловаться на него епископу. А он не сдержался, нарушил святость церкви, и теперь ему грозит суровая кара. Когда из двери в ризницу выглянул незнакомый дьякон, Кристин подошла к нему, назвала свое имя и спросила, не согласится ли господин епископ ее принять.
Внутри храма вся драгоценная утварь была уже расставлена по местам, но свечи на алтарях еще не горели. Скупой солнечный свет, проникавший сквозь маленькие круглые оконца под сводами, струился между темными колоннами. Многие прихожане уже разместились на скамье, идущей вдоль церковной стены. На хорах перед почетным сиденьем епископа стояла небольшая группа: Яртрюд, дочь Хербранда, оба ее брата – один из них, Гейрульв, с рукой на перевязи, – Колбейн, сын Йона, Сигюрд Гейтюнг и Туре, сын Боргхильд. А позади и по сторонам резного сиденья стояли два молодых священника из Хамара, еще несколько человек из свиты епископа и отец Сульмюнд.
Когда хозяйка Йорюндгорда выступила вперед, низко склонившись перед епископом, все взоры устремились на нее.
Епископ Халвард был высокий дородный мужчина весьма почтенного вида. На висках его под красной шелковой шапочкой серебрилась седина, а удлиненное мясистое и отечное лицо пылало румянцем; у него были крупный орлиный нос, двойной подбородок, узкий, как трещина, почти безгубый рот, аккуратно подстриженная, с проседью, бородка – и только кустистые брови над сверкающими, черными как угли глазами были все еще совершенно темными.
– Мир тебе, Кристин, дочь Лавранса, – сказал господин Халвард.
Он окинул женщину испытующим взором из-под нависших бровей. Одна из белых старческих рук епископа сжимала золотой крест, висевший на его груди, в другой руке, покоившейся на коленях, обтянутых темно-лиловой рясой, он держал навощенную дощечку.
– Что побудило тебя явиться ко мне сюда, госпожа Кристин? – вновь заговорил епископ. – Не находишь ли ты, что было бы пристойнее, если б ты подождала до полудня, пришла ко мне в Румюндгорд и там поведала мне то, что лежит у тебя на сердце?
– Яртрюд, дочь Хербранда, тоже явилась к вам сюда, досточтимый отец, – ответила Кристин. – А Ульв, сын Халдора, вот уже скоро тридцать пять лет служит моему супругу. Он всегда помогал ему во всем и был нам верным другом и родичем – вот я и подумала, не могу ли я пособить ему, в свой черед…
Яртрюд издала какое-то тихое, не то презрительное, не то злорадное восклицание, остальные продолжали глядеть на Кристин: прихожане – с негодованием, свита епископа – с приметным интересом и любопытством. Господин Халвард обвел всех суровым взглядом и потом обратился к Кристин:
– Значит ли это, что ты осмелишься выступить на защиту Ульва, сына Халдора, против предъявленного ему обвинения? Тебе, должно быть, известно, – поспешно добавил он, подняв руку и не давая ей ответить, – ни один человек, кроме твоего супруга… не вправе требовать от тебя ответа в этом деле, если только твоя собственная совесть не понуждает тебя к этому. Поэтому прежде обдумай…
– Я уже обдумала, господин епископ; я знаю, что Ульв не сдержал себя и пустил в ход оружие у храма Божьего, но не могу ли я услужить ему, внеся за него выкуп? А не то, – с усилием добавила она, – мой супруг не замедлит приложить все старания, чтобы выручить своего родича и друга…
Епископ нетерпеливо повернулся к свидетелям, среди которых начался открытый ропот.
– Этой женщине нет надобности оставаться здесь. А ее заступники пусть подождут поодаль. Ступайте отсюда все, я сам поговорю с госпожой Кристин. Да пусть прихожане на время выйдут из храма… и Яртрюд, дочь Хербранда, тоже.
Молодой священник, который был занят тем, что вынимал одну за другой принадлежности облачения епископа, теперь осторожно поставил украшенную золотым крестом митру на расправленные складки епископской мантии, спустился вниз и что-то сказал прихожанам, сидевшим на скамьях. За ним спустились остальные свидетели. Потом прихожане и Яртрюд вышли из храма, и служка запер за ними двери.
– Ты упомянула своего супруга, – сказал епископ, по-прежнему испытующе глядя на Кристин. – Правда ли, будто минувшей осенью ты искала с ним примирения?
– Да, господин.
– Однако вы так и не примирились?
– Господин… Простите мою смелость… Но я пришла сюда не с жалобой на моего супруга. Я просила ваше преосвященство принять меня, чтобы поговорить о деле Ульва, сына Халдора…
– Знал ли твой супруг, что ты беременна? – спросил господин Халвард; казалось, его прогневило возражение женщины.
– Да, господин, – ответила она еле слышно.
– Как же принял эту весть Эрленд, сын Никулауса? – спросил епископ.
Кристин теребила пальцами кончик своей головной повязки, не поднимая глаз.
– Он не захотел примириться с тобой, когда узнал об этом?
– Ваше преосвященство, не погневайтесь… – Кристин вспыхнула. – Как бы ни поступил со мной супруг мой Эрленд, коль скоро его присутствие может облегчить участь нашего родича, он не мешкая явится сюда.
Епископ глядел на нее, нахмурив брови.
– Значит, ты думаешь, что из дружбы к этому человеку, к Ульву… даже теперь, когда дело вышло наружу… что Эрленд все равно признает своим ребенка, которого ты родила прошлой весной?
Кристин подняла голову, – полуоткрыв рот, она уставилась на епископа растерянным взором. Только теперь она мало-помалу начала вникать в смысл его слов. Господин Халвард внимательно поглядел на нее.
– Тебе, конечно, известно, женщина, что по закону никто, кроме твоего супруга, не вправе требовать от тебя ответа в этом деле. Но ты сама понимаешь, что вы оба возьмете на душу тяжкий грех, если муж твой из желания выгородить Ульва назовется отцом дитяти, прижитого тобою от другого мужчины. Коли вы согрешили, всем вам пошло бы к вящей пользе покаяться и искупить свой грех.
Кристин стояла, беспрестанно меняясь в лице.
– Стало быть, кто-то сказал, будто мой супруг… будто это не его ребенок…
Епископ спросил с расстановкой:
– Неужто ты хочешь уверить меня, Кристин, будто ты ни разу не слышала о том, что люди говорят о тебе и о твоем управляющем?..
– Ни разу! – Она выпрямилась, слегка откинув назад голову, без кровинки в лице под мягкими складками женской повязки. – И теперь я обращаюсь к вам с просьбой, досточтимый господин и святой отец! Если кто-то взвел на меня напраслину за моей спиной, прикажите ему повторить ее в моем присутствии.
– Никто не называл твоего имени, – ответил епископ. – Это было бы нарушением закона. Но Яртрюд, дочь Хербранда, просила моего дозволения покинуть своего супруга и уехать домой к родичам, ибо она обвиняет Ульва в прелюбодейной связи с другой женщиной, мужней женой, которая прижила от него ребенка.
Несколько мгновений оба молчали. Наконец Кристин проговорила:
– Владыка… Окажите мне милость и попросите этих людей в моем присутствии объявить, что они считают этой женщиной меня.
