— Но вот выбил же!
Лаборант обменялся взглядом с товарищем и спросил:
— Документы есть при себе?
— Есть, — подтвердил я, не спеша доставать служебное удостоверение.
Но молодой человек сунул остатки бутерброда в рот, вытер пальцы о полу халата и требовательно протянул руку.
— Надо личность подтвердить, — пояснил его упитанный коллега. — А то вдруг ты за друга сдавать пришёл.
Резон в этом заявлении был, и я не стал упрямиться, отдал раскрытое удостоверение лаборанту.
— Пётр Сергеевич Линь? — уточнил у него толстяк.
Ответом стал кивок.
— Фотография не переклеена?
Лаборант проглотил и сказал:
— Да вроде нет. Печать, все дела.
— Дай серию и номер перепишу.
После мне вернули удостоверение и велели облачаться в защитное снаряжение, но я попросил отложить тепловую энергию напоследок, поскольку не был уверен, что набранного потенциала хватит на всю переэкзаменовку, а это упражнение было идеальным для входа в резонанс — в остальных случаях могла пострадать фокусировка. Мне пошли навстречу, а по прохождении испытаний не отказали в любезности проставить результаты во второй бланк и заверить его печатью.
Вахтёр на выходе из корпуса подсказал, что уже без четверти два, и пытаться застать на рабочем месте вредного дядечку я не стал, отправился восвояси. Точнее — поспешил к трамвайному кольцу, намереваясь перед выездом на патрулирование заскочить в столовую и пообедать.
Ну и успел, хоть с этим повезло, ибо выезд тоже не задался. Во второй половине дня задул пронизывающий северо-западный ветер, от его порывов не спасали ни плащ, ни тельняшка, щёки и вовсе горели огнём. Резко похолодало, полетели крупинки жёсткого снега, и улицы опустели, но мы нарезали круги по тёмным кварталам весь положенный срок.
Немного согреться получилось, только когда заметили бродившего от закусочной к закусочной попрошайку. Нас он тоже приметил, пришлось гоняться за ним по дворам, если б не сверхспособности — точно б на гололёде расшибся. Что самое обидное — оформлять бродягу не стали и сдали его случайному полицейскому патрулю.
— Положено! — пресёк старшина возражения Василя. — Всех несовершеннолетних сначала полицейский департамент пробивает. Вдруг их папка с мамкой ищут?
Дальше последовала нудная лекция на предмет выявления среди прохожих беспризорников и воспитанников детских домов, а также отличия первых от вторых, и всё это — на холодном ветру. В итоге по окончании дежурства хотелось лишь напиться горячего чаю и залезть под одеяло, но поужинал и поплёлся на тренировку. А там бил, уклонялся и ставил блоки — семь потов за полтора часа сошло; честно говоря, предпочёл бы менее утомительный способ согреться.
Под конец мастер поставил меня против Матвея, разрешив тому работать в полный контакт, и зачастую я просто не успевал задействовать технику закрытой руки и сконцентрировать в нужной точке сверхсилу — для своего сложения громила двигался поразительно проворно.
— Давайте последний раз! — скомандовал Анатолий Аркадьевич, который Бондаря, в отличие от нас, особо не загружал, предоставив того заботам помощника.
Я пробил правой в голову, не попал, уклонился от крюка, отмахнулся левой, пнул по голени и попал, но, в свою очередь, пропустил тычок под рёбра. Дыхание вмиг сбилось, вот только уход в глухую оборону означал поражение, и я разорвал дистанцию, точнее — дистанцию разорвать попытался. Матвей вмиг оказался рядом и принялся теснить, намереваясь зажать в угол, тогда я подпрыгнул, оттолкнулся от стены и перескочил с неё на соседнюю, рванул прочь, изменив вектор действующей на меня силы тяжести.
Громила дотянулся и рывком за руку попытался сдёрнуть на пол, но я перехватил его запястье и дёрнул к себе. И не одним только мускульным усилием, ещё задействовал искажение силы тяжести. Бросок вышел едва ли не идеальным, Матвей распластался на стене, а когда я соскочил на пол, рухнул следом и сгруппироваться перед падением не успел, загремел костьми так, что любо-дорого.
— Вот к чему излишняя самоуверенность приводит! — наставительно произнёс Анатолий Аркадьевич и отпустил меня, а своему опростоволосившемуся ученику велел задержаться.
Я подмигнул Матвею напоследок, заскочил в душ и отправился в казарму. Василь невесть где запропал, и одному пить чай не хотелось, завалился на койку. Ворочался с боку на бок, вздыхал. Потом уснул.
Наутро я трезво оценил ситуацию и набрался наглости отпроситься с первой тренировки. Правильно сделал — побегать по студенческому городку пришлось преизрядно, и времени на обход всех кабинетов хватило впритык.
Военная кафедра занимала отдельное строение, в которое можно было попасть по крытому переходу непосредственно из главного корпуса; им я и воспользовался, поскольку самоуверенно счёл себя достаточно подготовленным для коротких путей. В итоге минут пять бегал по этажам, пытаясь отыскать вход, ладно хоть при этом ещё окончательно не заплутал.
В центре отдельно стоящего здания располагался круглый вестибюль, опоясанный на уровне второго и третьего этажа галереями. Под стеклянным куполом возвышался вырубленный из гранита монумент матроса, но я интересоваться надписью на медной табличке не стал, подошёл к молодому человеку с красной повязкой на рукаве — по виду старшекурснику и объяснил свою ситуацию.
— Двадцать третий кабинет, — лаконично ответил тот и указал на лестницу. — Второй этаж.
В означенном кабинете я, к немалому своему удивлению, наткнулся на знакомых аспирантов: там работали Касатон Стройнович и Тарас Пникота. Точнее — работал только первый, а второй курил у приоткрытого окна.
— О, Петя! — удивился он. — Ты тут какими судьбами?
— На учёт становиться пришёл, — пояснил я.
Касатон показал большой палец.
— К нам переводишься? Это дело! Давай обходной. — Он сразу шлёпнул мне нужный штамп и расписался, после выспросил военно-учётные специальности, внёс данные в одну из амбарных книг и передвинул её мне. — Распишись.
— За что это? — поинтересовался я.
— За включение в мобилизационный резерв.
— А не по месту службы разве?
— Не, — мотнул головой Тарас. — В случае тревоги во время учёбы к нам двигай. После занятий — уже по обстоятельствам решай.
— Ну, ладно.
Я макнул в чернильницу стальное перо ручки и поставил подпись, тогда Касатон спросил:
— В воскресенье в клуб придёшь?
— Да, собираюсь, — подтвердил и уточнил: — А служба охраны у вас где располагается?
Тарас подозвал и указал в окно.
— Видишь, крыша торчит? Единственный тут пятиэтажный корпус, не промахнёшься.
В глаза бросился зависший над территорией студгородка дирижабль, и я указал на него.
