Нет точных свидетельств, с кем конкретно из христианских военачальников общался наш герой и насколько сильно они не поняли друг друга, но приблизительную картину восстановить можно. Как раз в 1219 году папа Гонорий III назначил своим легатом и фактическим главой Крестового похода Пайо Гальвау
[99], португальского кардинала-епископа, которого потом обвиняли в провале похода. Насколько он действительно был виноват? Султан аль-Камиль (вполне возможно, под влиянием Франциска) пытался договориться с крестоносцами о мире, отдав им Иерусалим в обмен на завоеванную Дамьетту, но папский легат не согласился, несмотря на то, что его решение оскорбило многих крестоносцев, в том числе голландского графа Виллема I, который разочаровался и уплыл домой. Вероятно, в решении папского легата сыграли роль обстоятельства, далекие от духовности. Дамьетта, будучи портом, представляла собой немалую ценность. Когда в конце 1219-го она пала, среди крестоносцев разгорелись жестокие споры: светским или духовным властям управлять ею. Поначалу в 1220 году хозяином города объявил себя Жан де Бриенн
[100], уже носивший титул короля Иерусалима в 1210–1212 годах. Однако Пайо Гальвау не допустил этого. Взбешенный де Бриенн уехал в Акру вместе со своим войском. Его смог заменить прибывший Людвиг Баварский, но лишь частично. Правда, годом позднее де Бриенн все же вернулся и наступление продолжилось.
К чему же призывал воинов Франциск? Скорее всего, он был шокирован нравами, царившими в лагере, и со всей страстью пытался обличать грехи. Доподлинно известно, что он отговаривал крестоносцев от дальнейшего наступления, предрекая поражение. А как раз именно в это время ситуация складывалась для них благоприятно. Первое наступление на Дамьетту, предпринятое после его приезда, действительно оказалось неудачным, но вскоре город был взят. Кровавая победа вовсе не обрадовала нашего героя. Полный мрачных раздумий, он покинул Египет и направился в Сирию, где в этот момент находились несколько его братьев. Он прожил там какое-то время, мало интересуясь сводками с фронта, молясь и размышляя. Возможно, он все-таки посетил Святую землю. Судя по всему, его не очень тянуло в родные места. В какой-то момент из Италии пришли вести о сложностях, возникших в ордене, и ему пришлось возвращаться.
В итоге его пророчество оказалось верным, причем поражение крестоносцам нанес уже не султан, а словно Сам Господь. Когда по возвращении де Бриенна они решили двинуться на Каир, их путь пересекло сухое русло Нила. Они легко перешли его и двинулись на юг, но плохо рассчитали количество воды, необходимое в пустыне. Пришлось вернуться, но за это время начались дожди, и река разлилась, отрезав им путь к отступлению. Египтяне тут же использовали это обстоятельство. Они напали неожиданно и ночью. Среди христиан, увидевших непреодолимую водную стихию там, где они совсем недавно прошли «сухими стопами», началась паника. Их войско потерпело сокрушительное поражение и капитулировало. Султан милостиво подарил крестоносцам жизнь, разрешив свободное отступление. В обмен на это они обязывались вернуть Дамьетту и полностью уйти из Египта. Итоги Пятого крестового похода оказались неутешительными. С большим трудом у аль-Камиля удалось вытянуть согласие на восьмилетнее перемирие и обещание вернуть фрагмент одной из важнейших христианских реликвий — Креста Господня. Святыня так и не была возвращена. Правда, причины остались неизвестными, и некоторые поклонники легенды об обращении султана, вероятно, могли подумать, будто аль-Камиль специально оставил реликвию себе.
Вместо ожидаемого реванша Пятый крестовый поход принес разочарование и плохо повлиял на репутацию Святого престола. Большую известность получили антипапские памфлеты пера Гийома Фигейры, поэта из Окситании. В ответ на эти творения появилась пропапская поэма «Greu m’es a durar», где в популярной форме объяснялось: в провале похода виноват вовсе не папа и не его легат, но «глупости нечестивых». Понятно, что на общественное мнение подобные методы влияют не слишком сильно.
Думается, пророчество Франциска крестоносцам действительно имело место, и этот факт можно легко объяснить без всякой мистики. Франциск, как человек, очень тонко чувствующий, четко воспринял внутренний разлад, раздирающий военачальников, их яростное желание послужить одновременно Богу и мамоне. Для него этот печальный факт означал неминуемое поражение, о чем он и пытался им сказать. И он был прав не только как человек глубоко верующий, но и с позиций простого здравого смысла. Ведь две столь противоположные мотивации неминуемо должны были столкнуться и разъединить людей. А для победы требуется единство.
Но было бы неверным оставить вовсе без внимания духовный смысл этого пророчества. А ведь если задуматься, оно обращено не только к конкретным воинам в лагере крестоносцев, но и к последующим поколениям — как предостережение всем, кто искажает идеи христианства. Если Бог есть любовь, как можно решать дело Божие с помощью оружия? Франциск приходит с Евангелием вместо меча и тоже не побеждает, но показывает образ истинного пути. И тогда его пророчество крестоносцам становится отблеском Нагорной проповеди.
НАСЕДКА И ЦЫПЛЯТА
Путешествие Франциска на Восток стало важной вехой не только в его личной биографии, но и в истории ордена. До этого момента братство безраздельно подчинялось своему основателю, несмотря на то что он всячески подчеркивал свою несостоятельность и никчемность по сравнению с другими братьями, к которым он всегда выказывал подчеркнутое почтение. Например, к Петру Каттани он всегда обращался не иначе как Domine Petre — «господин Петр». Хронисты объясняют этот факт уважением нашего героя к благородному происхождению Петра. К тому же Катгани защитил степень доктора правоведения, а этот титул подразумевал обращение dominus. Но и к прочим, даже самым молодым и незнатным, Франциск всегда обращался крайне вежливо, никогда не упуская момента послужить им чем-либо. Подобная манера обращения только упрочивала его авторитет, никому в голову не приходило видеть в ней слабость, но в какой-то момент Франциск сам стал терять интерес к ордену, сконцентрировавшись на собственной духовной жизни. Это произошло скорее по внешним причинам, чем по внутренним, и таковых причин было две. Во-первых, первоначальная община, которая так или иначе собиралась вокруг Порциункулы, постепенно перестала играть роль центра. Францисканцы распространились по всей Италии, и Франциск уже не успевал следить за их жизнью, хотя поначалу и пытался как-то контролировать процесс, постоянно перемещаясь из города в город. Но он был поэтом и философом, а вовсе не администратором, поэтому не мог структурировать такие большие массы народа.
Второй причиной отдаления нашего героя от ордена стал курс на активное миссионерство в других странах. Эта идея пришла в голову Франциску после одной из его особенно удачных проповедей. Только чтобы воплотить ее практически, снова требовался талантливый организатор, а не поэт. А наш герой мог прекрасно вдохновлять, но совершенно не хотел думать о реальных трудностях, которые могли ожидать миссионеров. Например, он не учитывал того факта, что в разных странах встречаются совершенно разные обычаи и даже языки. Из-за этого случались досадные, а порой и весьма драматические неудачи. До нас дошли воспоминания одного из участников германской миссии — Джордана Джанского. Кода жители спросили францисканцев по-немецки, голодны ли они, те ответили ja («да») — единственное слово, которое они запомнили. Их покормили, и они решили впредь отвечать так на все вопросы. Вскоре их спросили, не еретики ли они, которые пришли из Италии соблазнять народ. Они также ответили ja и тут же жестоко поплатились за свою безграмотность. Кого-то из них посадили в тюрьму, других избили. Первая германская миссия провалилась, оставив после себя шлейф слухов об ужасной стране с жестокими жителями. Только через несколько лет удалось изменить такое впечатление. Тогда Франциску уже помогали руководить орденом, и миссионеров тщательно отобрали, а главное — среди них был один германец по имени Цезарий из Шпейера, знавший язык. Правда, вторую миссию тоже чуть было не сожгли на костре за пагубное воздействие на женщин. Немецкие красавицы, наслушавшись убедительных проповедей, массово начали отказываться от богатых нарядов и драгоценностей, а их мужья и отцы, привыкшие таким образом подчеркивать свой статус, сильно разозлились.
