Гвидо остался недоволен таким ответом — получается, эти «отчаянные» собирались и дальше устраивать свою самодеятельность на подотчетной ему территории. Тем не менее давить на Франциска и ссориться с ним епископ не стал. Только ужаснулся нечеловеческим условиям, на которые обрекло себя новое братство. «Жизнь ваша представляется мне тяжкой и суровой, ибо вы не обладаете ничем в мире сем». На что будущий святой возразил: «Господин, если бы у нас были богатства, нам потребовалось бы и оружие, чтобы охранять их. От богатства происходят раздоры и ссоры, и таким образом встают многообразные преграды и для любви к Богу, и для любви к ближнему». На этом они с Гвидо расстались, вполне довольные друг другом. В «Легенде трех спутников» даже подчеркивается, что епископ был горд и счастлив, обретя среди своей паствы таких верующих молодых людей, и их образ приносил ему пользу. Но не следует забывать: именно в 1209 году Святой престол начал крупномасштабную военную кампанию против еретиков — Альбигойский крестовый поход, который привел к убийству примерно 20 тысяч человек. Ни о каком «творчестве» в вопросах церковной идеологии не могло быть и речи. Поэтому, конечно же, Франциск и его друзья доставляли Гвидо больше волнений, чем радости.
После разговора с епископом Франциск понял, что нужно сформулировать и записать четкие правила для живущих в братстве, а затем добиваться их утверждения у папы. Он начал с еще большим вниманием следить за образом жизни своих сподвижников, сверяя их с евангельскими текстами. Иногда его творческое воображение рождало неожиданные ритуалы. Например, стремясь установить абсолютный мир между братьями, наш герой запретил им даже повышать голос друг на друга. Если же кто-то вдруг все же прикрикнул на другого, то должен был лечь на землю и попросить обиженного стать ногой ему на рот.
Все же первый францисканский устав вышел вполне убедительным, без излишней экзотики, хотя требования к образу жизни монахов остались крайне строгими. Документ получился очень кратким, до нас он не дошел. Самое раннее из сохранившихся «Правил» Франциска датируется 1221 годом и, скорее всего, представляет собой развернутую и доработанную версию первоначального устава. Однако уже в 1209 году наш герой ясно осознает, что пытается создать совершенно новую форму религиозной жизни. По словам Бонавентуры, «души его спутников изумлены и напуганы были мыслью об их простоте и незначительности».
Дальше предстояло самое трудное: найти возможность встречи с папой и добиться от него одобрения как самого братства, так и его деятельности. Франциска это вовсе не испугало. По «своему простецкому обыкновению», он решил, что Господь устроит все наилучшим образом.
Братство отправилось в Рим в полном составе. Наш герой предложил Бернарду стать главным в этом историческом походе. Жития доносят до нас огромное воодушевление, с которым первые францисканцы шли получать разрешение на свое существование. По обыкновению, они не взяли с собой никаких запасов и прошли путь 200 километров, распевая песни, проповедуя и собирая милостыню. Очевидно, они продолжали так же вести себя и в Риме, прежде чем добрались до папского дворца. Неизвестно, существовал ли у них какой-нибудь план. Без рекомендации, просто так, с улицы попасть к папе было весьма затруднительно. Как они искали эту возможность? Маловероятно, что Франциск продумывал для этого какие-нибудь хитрые ходы. Скорее всего, он спокойно ожидал помощи свыше. И она пришла. По предварительной ли договоренности или случайно, что более правдоподобно, в Риме оказался ассизский епископ Гвидо. Для дальнейшего не важно, обрадовался он этой встрече или нет. Главное — он не отказался помочь и отвел всю компанию в собор Святого Павла к кардиналу Джованни ди Сан-Паоло. Этот церковный иерарх являлся ни много ни мало духовником папы.
Поначалу он не особенно удивился евангельскому братству. Ведь по дорогам бродило немало нищих проповедников. Да и в Риме хорошо помнили Пьера Вальдо, который приходил к предыдущему папе, Луцию III, с предложениями по улучшению католической веры. Но наш герой ясно и четко дал понять: он верный сын Церкви, с благоговением принимающий все ее дары. Речь идет лишь о добровольном нищенстве и жизни по Евангелию. Кардинал, по примеру епископа Гвидо, посоветовал уйти в какой-нибудь монастырь. Франциск объяснил, что подобное решение будет противоречить воле Господа. Нельзя затворяться в келье, будучи призванным к апостольству. Им надо проповедовать, а для этого необходимо заручиться поддержкой папы.
Представим себя на месте церковного иерарха. Перед ним сидит странный человек неопрятного вида, лидер довольно радикального, хотя и внешне миролюбивого сообщества. И он просит для своей группы очень многого — официального доступа к массовому идеологическому воздействию. При этом ни он, ни его товарищи не только не имеют богословского образования, но и не собираются его получать. Рассуждая логически, монсеньору Джованни следовало бы немедленно выгнать обнаглевшего бродягу, а то и добиться его отлучения от церкви, как сделали с Пьером Вальдо. Но очевидно, магнетизм личности Франциска оказался столь силен, что кардинал усомнился в своей правоте и согласился представить необычного «беднячка» Иннокентию III.
Мы уже упоминали этого понтифика. Вряд ли можно было найти человека, более далекого от францисканских идеалов, чем Иннокентий. Отличавшийся крайне властным характером, он превратил Святой престол в сильную, почти светскую монархию. Летописец английского короля Иоанна Безземельного назвал этого папу образцом «горделивой величавости». При этом Иннокентий не чуждался возвышенного искусства. Ему приписывают авторство некоторых католических гимнов (впрочем, вопрос этот довольно спорный).
Неизвестно, как именно кардинал Джованни представил папе нашего героя и его сподвижников, но понтифик проявил к ним интерес и согласился принять.
Судя по всему, историческое общение с папой произошло в его дворце, в присутствии совета кардиналов.
Так и видится эта сцена, воплощенная в живописи, театре и кинематографии. Холеные лица кардиналов и самого понтифика. Иннокентий III, в миру Лотарио Конти, граф Сеньи, граф Лаваньи, — потомственный римский аристократ в самом расцвете сил, ему нет и пятидесяти. Он прекрасно образован и успешен, насколько может быть успешен папа римский. У него свой взгляд на Папский престол, он отстаивает «свободу церкви». Это означает, что духовная власть не должна зависеть от светской, и в собрании епископов не участвуют князья и прочие сильные мира сего. Только папа и его Patrimonium (папский совет) управляют делами церкви. Иннокентий мастерски реализует эту идею, возвращая Святому престолу влияние, потерянное при предыдущих папах. Он оперирует большими величинами — целыми странами, монархами, народами… И вот к нему привели грязного бродягу, собравшего вокруг себя кучку других грязных бродяг и написавшего для них правила жизни.
Конечно же, Франциск разъяснял свой устав ярко и вдохновенно, как менестрель исполняет только что созданную песню. Иннокентий III с непроницаемым лицом прослушал все до конца и выждал эффектную паузу. Наверное, наш герой ждал каких-то вопросов или уточнений, но понтифик ровным голосом изрек: «Ступай, сын мой, и поищи свиней; с ними у тебя, кажется, более общего, чем с людьми; поваляйся с ними в грязи, передай им твой устав и упражняйся на них в проповедях твоих». Франциск, известный своим буквальным пониманием истин, тут же вышел из дворца и направился искать свиней. Найдя их, он честно извалялся в земле, по которой они ходили, и в таком виде вернулся к папе со словами: «Владыко, я исполнил твое приказание, услышь и ты теперь мою мольбу». После этого папе не оставалось ничего другого, как принять францисканский устав.
