– Де ла Валетт, – коротко ответила девушка.
– Нет, я имею в виду ваше имя, а не фамилию.
– Меня зовут Эванжелина, ваша светлость.
– Красивое имя!
За обедом, когда им прислуживали Бэссик и еще два лакея, она вела себя как подобает и болтала о всяких ничего не значащих пустяках. Герцог отвечал ей в тон, голос его был холоден и равнодушен – так и должен держаться гостеприимный хозяин, которого особенно не интересует ни обед, ни его гость.
– Мама говорила мне, что сама выбрала это имя, – сообщила девушка. – Ей было уже немало лет, когда я появилась на свет, поэтому она решила, что я – настоящее чудо. Мама сказала, что назвала меня Эванжелиной в благодарность Господу. – Она внезапно замолчала, осознав, что еще никогда в жизни никому ничего подобного не рассказывала.
Эванжелина молча посмотрела на герцога.
– А когда я родился, как говорил мне отец, – заговорил Ричард, – мама посмотрела на меня и промолвила: “Хвала Господу и святым угодникам! Теперь у нас есть наследник”. До меня у мамы было три выкидыша.
– Значит, вы тоже стали чудом для родителей, – заметила Эванжелина.
– Как только познакомитесь с моей матерью, спросите ее, как она к этому относится, – улыбнулся Ричард.
– Сомневаюсь, что это произойдет, – пожала плечами девушка.
Вдруг она огорченно ахнула, посадив каплю изысканного соуса на рукав платья – единственного, которое могла надевать по вечерам. Девушка быстро вытерла пятно влажной салфеткой. Другого платья у нее не было. А это, с завышенной талией, без кружев, оборок и нижних юбок, было сшито из темно-серого муслина. По крайней мере ее собственное платье, а не то, что дал ей этот негодяй Хоучард или его чертова любовница.
Эванжелина посмотрела на герцога. Мягкий отблеск свечей играл на его темных блестящих волосах; девушка невольно залюбовалась вечерним костюмом Ричарда с белоснежным галстуком. Да, в ее детских воспоминаниях семилетней давности сохранился верный портрет этого человека, вот только воспоминания не передавали его великолепия. Он был прекрасен, этот герцог, и отлично знал об этом.
Эванжелина улыбнулась. Она была именно такой, какой старалась казаться. Точнее, они оба были в точности такими, какими хотели показать себя.
– Вы улыбаетесь, глядя в свой бокал с хересом, – заметил Ричард.
– Ах нет, эта улыбка не имеет никакого отношения к вину, – сказала девушка.
– Тогда к чему же? – полюбопытствовал хозяин.
– Пожалуй, скажу вам правду, ваша светлость." Я думала о том, что мы с вами такие, какими хотим казаться.
– Что ж, я – джентльмен, вы – леди, – пожал плечами герцог. – Не вижу причины улыбаться. Я, во всяком случае, не нахожу в этом ничего забавного. А вот если бы я вдруг увидел, что в дверь входит прекрасная дама, чье тело прикрыто лишь тонкой тканью, чтобы поддразнить меня, тогда, несомненно, на моем лице расцвела бы широчайшая улыбка.
– Не думаю, что истинный джентльмен должен говорить такие вещи даме. Может, конечно, такие мысли и могли бы появиться у него в голове, но он не стал бы распространяться о них вслух. Разве не так?
– Позволю себе заметить, что моя мать тоже предпочла бы, чтобы я лишь думал, а не говорил. Тогда бы она не стала тревожиться. Хотя.., я вспоминаю, как смеялись мои родители, когда не знали, что я рядом.
– Смех – чудесная вещь. Мои мама с папой тоже иногда смеялись в самое неподходящее время, – проговорила Эванжелина.
– Я понимаю, о чем вы говорите, – кивнул Ричард. – Помню, как-то раз я видел, как папа целует маму. Он прижал ее к стене и страстно целовал в губы. Этого зрелища я никогда не забуду. Правда, тогда я ничего не понял. – Помолчав, он тихо добавил:
– Смерть отца стала тяжким испытанием для нее.
– Да и для вас тоже, – заметила девушка.
– Да. Мои друзья любили приходить к нам потому, что отец был самым лучшим из родителей. Он разговаривал со всеми, держался с ними на равных, учил их быть смелыми, честными, порядочными… – Комок подкатил к горлу Ричарда, и он замолчал, не в силах совладать с собой. Кларендон столько раз давал себе зарок не говорить с посторонними об отце, но снова и снова вспоминал этого человека, которого искренне считал самым лучшим отцом на свете. Потом он вспомнил о сыне и подумал, что Эдмунд очень много потерял, лишившись дедушки. Ричард покачал головой, отгоняя от себя печальные мысли. – Вам понравилась спальня? – перевел он разговор на другую тему.
– Очень. Насколько я помню, у Мариссы был отменный вкус. И все в спальне выдержано в ее любимых тонах – бледно-голубом и кремовом.
– Ничего не могу сказать о вкусе Мариссы, – пожал плечами герцог. – Дело в том, что я ни разу не был в ее спальне.
Глава 7
Он никогда не был в спальне жены?
Эванжелина уже хотела открыть рот, чтобы поинтересоваться у герцога, как же они сумели произвести на свет ребенка.
Ричард сразу же понял, что у нее на уме: мысли девушки с легкостью читались на ее выразительном лице. Она не умела притворяться, а ведь ей придется освоить это искусство, если она намерена бывать в свете.
– Я спал с женой, – сообщил герцог. – Просто никогда не делал этого и ее постели. Признаться, Марисса сама не проявляла никакого интереса к замку. Она не хотела жить здесь, предпочитая Лондон. А здесь Марисса оказалась потому, что ждала Эдмунда. – Взяв в руку вилку, Ричард легонько постучал ею по белой скатерти. – Марисса ненавидела море, влажный воздух. Она только и думала, как бы поскорее родить ребенка и вернуться в столицу. А теперь она покоится в нашем семейном склепе, который расположен на церковном кладбище в деревне Чеслей. Если хотите, можете сходить на ее могилу.
Интересно, когда он говорил об отце, его голос был полон страсти, а когда речь зашла о покойной жене, звучал совершенно равнодушно.
– А вы много времени проводите в Чеслей-Касле, ваша светлость? – поинтересовалась Эванжелина.
– Стараюсь бывать здесь не меньше трех месяцев в году, – ответил Ричард. – Кроме лондонского особняка, в котором живет моя мать, у нас есть еще три поместья, разбросанные по всей Англии. Я веду дела здесь, но иногда бываю во всех остальных владениях нашей семьи.
Да уж, подумалось Эванжелине, он говорит как истинный герцог, который знает свои обязанности и принимает их. А она… Она останется в Чеслей-Касле. Хоучард настаивал на этом, во всяком случае, именно здесь Эванжелина должна была получить дальнейшие указания.
– Честно говоря, – продолжал герцог через минуту, – как Марисса и моя мать, я предпочитаю жить в Лондоне. Там у меня много друзей, там есть где развлечься.
– Если вы позволите мне стать гувернанткой лорда Эдмунда, – заговорила Эванжелина, – то, возможно, вам будет приятно узнать, что я предпочитаю жить в провинции и люблю море. Я всегда терпеть не могла большие города. Не люблю шума и пыли. Если вы разрешите мне остаться, ваша светлость, то я буду счастлива здесь, в уединении деревенской жизни. Кстати, во всех книгах об Англии ваша резиденция описывается как одна из лучших, хотя, возможно, ей далеко до Бленхейма.
