– Да тебе-то вот что! Иди вон давай, куда ранее шел! – рявкнул пластун, отворачиваясь.
– Так я-то только рад, баламошка! – улыбнулся довольный Фрол. – Теперь вот хоть из-за Эммочки на меня дуться не будешь!
– Больно надо еще дуться на таких вот ащеулов, – буркнул Лютень, и обернувшись к Рине, важно и как-то так манерно кивнул: – Пошли, Риночка, нечего нам тут с такими вот баламошками разговаривать.
Девушка, как видно, его поняла и засеменила вслед.
– Вот дела! – почесал рыжие кудри Фрол. – Лютик невесту себе в походе нашел! Эммочке расскажу, ну не поверит ведь!
* * *
Андреевских спасли хорошая ратная броня и высокая воинская выучка. Ранение получили около дюжины воинов, но увечных или убитых среди них не было. На большой поляне у догорающего села лежало около сотни погибших и тяжело раненных врагов. Был среди них и их предводитель, пробитый сразу тремя самострельными болтами.
– Черемисы, – оглядев его и еще несколько трупов, вынес свое заключение Савватей. – Лесной народ, отчаянный. Нападают на купеческие караваны да на соседей своих время от времени набегают. Раньше их восточные рода вроде бы как под булгарами были. Дань им пушниной выплачивали. Но ты ведь помнишь, Варун Фотич, нам Бикташ давеча рассказывал, что усобица у них там между собой многолетняя идет. И они даже на них теперича вот тоже нередко теперь нападают. Хлеб-то растить некогда, проще же за ним к соседу с копьем или мечом сходить.
– Даа, ладно, мы их на бронную свою стенку хорошо приняли. В прямом ратном бою-то они весьма слабы. А вот если бы ночью такой вот оравой к нам полезли? – покачал головой Фотич. – И чаво бы с нами тогда было?
– Худо было бы! – согласился Савва. – Да и теперь нам здесь опасно у этого вот пепелища оставаться. Вернутся, обиженные, обратно с большой подмогой, и чего им наши полторы сотни? Так только, на один ночной и хороший рывок.
Варун посмотрел на солнце, его диск уже касался кромки леса. Еще немного, и на этой поляне станет совсем темно.
– Грузимся на суда! Все ратное железо с поля – с собой. Палки только в ладьи не берите! – И он отпихнул ногою черемисское копье.
В густых сумерках пять русских ладей отошли от причала и спустились до острова на излучине.
– Здесь пока будем стоять! Крепите ладьи в затоне, – распорядился старшина отряда. – И охрану хорошую везде ставьте. Тут до берега, по прямой, меньше версты будет. Черемисам на их долбленках сюда перемахнуть, что раз плюнуть! Будем, сторожась, здесь новгородцев ждать, чай уж не заставят себя они долго ждать. Всем ведь поспешать домой надо.
Двое суток ожидания прошли спокойно. Остров был большой и поросший крепким лесом. Пищи с собой было в достатке. Желающие к тому же еще и ловили рыбу, а потом варили на костре тройную уху. Ночами оберегались сильной сторожей, оглядывали и слушали реку. Вокруг было тихо и спокойно. Один раз только заметили на противоположном берегу человека, но и он, неосторожно выйдя из-за дерева, тут же скрылся из глаз.
– Не нравится мне это все! – проворчал Савва. – Берегутся слишком лесовики, скрываются шибко. Как будто и нет их тут рядышком. А уж я-то чую на себе чужой, злой глаз.
* * *
– Рина? Ну ладно, коли она тебе, Лютень, так послышалась, то пусть и будет теперича Рина, – усмехнулся Савва, подкидывая в костер полешки. – Дедом у нее был сам староста Бикташ, а отец из воинского сословия, так что не из простых тебе эта девка досталась, паря.
– Дык чаво досталась-то, чего я ее, в полон, что ли, взял?! – вскинулся было пластун и громко ойкнул.
Девушка, наматывающая тугую повязку на его теле, что-то быстро залопотала на своем языке.
– Тихо сиди, дурень! Это она так тебе по булгарски говорит! – улыбнулся Савва. – А то ребра плохо срастутся, будешь потом кривым ходить. И кому такой кособокий жених станет нужен?
Сидящие вокруг костра пластуны засмеялись, а Лютень густо покраснел.
– Так-то все правильно девка делает. Так же, как и у нас, в усадьбе, когда лекарскому искусству учили, – пробормотал сидящий на корточках пластунский лекарь Емеля. – Тока вот мазь у нее какая-то шибко вонючая, и где только она успела нужных травок для нее нарвать?
Савва задал этот вопрос булгарке, а она, затягивая узелок на тугой повязке, пояснила через толмача: – Мама была искусной травницей, лечила она людей из многих селений. К ней даже черемисы за помощью приходили. – И она, отвернувшись, закрыла лицо ладошками.
– Ой, прости, милая! – Савва, поклонившись, приложил руку к груди. – Не хотели мы тебя расстроить. Робята, ну и чего это мы, так и будем тут сидеть? Пущай уж молодые сами у своего костра одни будут. Пойдемте, не будем им мешать. Вон там, рядышком расположимся. – И он, подхватив свою войлочную подстилушку, пригрозил Лютню пальцем: – Смотри у меня, Лютик, не забежай девку, хорошая она.
Пластун аж встрепенулся после таких слов:
– Да что ты такое говоришь, дядька! Что я, не понимаю всего? Пока не обвенчаемся, ни-ни! Как сестренка она мне будет! Клянусь!
– Ну-ну, – кивнул Савватей. – Хорошая тебе невеста, паря, досталась и женой доброй будет, цени!
Третья ночь прошла спокойно, только почудилось под утро, что на реке мелькнули какие-то тени. Караулы подняли людей, реку подсветили, но все вокруг острова было тихо.
– Можа, почудилось чего? – пожимал плечами Молчан. – Так-то впрямую никого не видать и не слыхать было. Так только, темная рябь какая-то на реке промелькнула.
– Рябь промелькнула, говоришь? – покачал головой Варун. – Ну-ну, не почудилось тебе! Тута они, вокруг нас, словно бы волки, ходят. Ежели новгородцы через пару дней не подгребут, то боюсь – худо нам будет. Долбленок сюды натащат вон из лесов, плотов много навяжут, и со всех сторон наш остров тогда на копье возьмут. Видать, не готовы они еще к такому, потому и не лезут пока к нам. Так, караулы мы усиливаем, по берегам делаем завалы из бревен и готовим костры с факелами. Бочонок скипидара, все топленое и конопляное масло пойдет в пропитку, жир бараний тоже туда, чтобы дольше и жарче горело. Сторожу распределяем так, чтобы в каждой по доброму слухачу да по хорошему зрячему было!
Весь день андреевцы готовили к обороне свой остров. Вокруг же было на удивление тихо.
– Савва Ильич, ну чего я, вот так и буду у костра все ночи дрыхнуть? Да поставь ты и меня уже в сторожу? – выпрашивал у командира Лютень. – Мой десяток, вон, во вторую половину ночи в полном своем составе в караулы идет, а я что же, хуже их всех буду? Да не-ет, не болит уже бок с такой-то хорошей лекаршей, – кивнул он с улыбкой на хлопочущую над котлом Рину и, перехватив ее взгляд, помахал рукой. – Вот ведь какая! В раз почувствовала, что о ней говорят, али, может, услышала, слух-то у нее, словно у рыси!
– Лютень, ты теперь во все походы с невестой, а потом и женой будешь ходить? – подшучивали над пластуном воины, расходясь по своим местам. – А чего ему – сыто, не скушно, да и вся семья завсегда рядом!
