14-го утро как все утра — нянька своей дочки. Отношения Зинаиды ко мне — скверные, любви как не бывало… «Старый дурак» — вот мне прозвище, и, верно, чего мне не хватало холостому… надел хомут рабства. Зина, Н[адежда] А[лександровна] дуют в уши: «Живут припеваючи воры да грабители, а честным людям надо идти в монастырь, ибо они никуда негодны».
19-го получил письмо от А. И. Щербатова из Ростова, пишет, что брат Николай жив.
21-го получил Георгиевскую пенсию в сумме 746 руб. 10 коп. Купил Зине конфет, и помирились. С 18 апреля с/г пенсии прекращены. Последний кусок вырвали изо рта… Олька очень порывиста в движениях и часто бьется головой то о стол, то о стул. Девчонка, слава Богу, растет здоровенькая.
22-го получил письмо от брата Николая. Живет с семьей около Москвы, Лосиноостровская станция. Дороговизна жизни страшная: 1 пуд муки пшеничной — 240 руб.
23 мая получил пенсионную книжку из Хабаровской казенной палаты за № 1414, с расчетом: из Государственного казначейства — 110 руб. 69 коп. в месяц, из комитета раненых — 30 руб., военная добавка 25 % — 35 руб. 16 коп., а всего — 175 руб. 85 коп., т. е. это Амурская и Георгиевская пенсии.
30-го Олька настораживается стоять на ножках без поддержки. В нашей семейке отношения собачьи. Хорош был «дядя Миша», когда он был командир полка и когда у него были мало-мало деньги, а теперь он нищий… а посему и относятся по-собачьи. Наши жены в настоящий момент, вместо нравственной поддержки, по своей мелочности пилят пилой деревянной из-за временного тяжкого положения, — вот где должна оказаться жена-женщина.
3 июня К[онстантин] Ю[льевич] уехал в Хабаровск на съезд, а Н[адежда] А[лекснадровна] устроила вроде журфикса: пришли три иманских жуира, и начался хохот во все горло… В 8 часу вечера все направились в иллюзион, и я туда же, где увидел всю компанию, потом дома от госпожи Н. А. Клиндер получил нахала, мужика, змею и т. д.
4-го дома не обедал, гулял в поле около моста через р. Белую. Домой пришел вечером и залег спать. Вот так семейная жизнь.
7-го ходил на кладбище на могилку Зинушки и украсил могилку пионами. Спит вечным сном бедная детка — жертва небрежного ухода бабушки… Ох уж эти тещи…
10-го Олюшка болеет: кашель и насморк от сквозняков, всем надо воздуха. Дома все явно лгут, что-то скрывают и дуются, как мыши на крупу. Вспомнишь свою холостую жизнь…
11-го, сегодня, мне дали на обед гречневую кашу с постным маслом, и это все штуки… Вечером купил себе бутылку молока и поужинал. Я решил ехать во Владивосток освежиться.
С 12-го на 13-е выехали с Зиной во Владивосток. Дожидались поезда на переезде и любовались восходом Юпитера. В 4 часа двинулись в путь и в 11 часов ночи были во Владивостоке. Остановились в «Золотом Роге».
15 июня 1918 года ходили за покупками и вечером неожиданно на Светланке встретили полковника И. И. Чубакова, бывшего начальника штаба 121-й пехотной дивизии, он был с женой и корреспондентом американской газеты. Старался выпросить и выведать, где я, что представляю, и что делается вокруг. Он мне показался подозрительным. Завтра мы выезжаем в Иман.
16-го утром встали, собрались и пошли на вокзал, не зная ничего. Спустившись с 3-го этажа и выйдя на улицу, видим бегущий народ и узнаем, что Советы арестованы чехами
[216], мы прибавили шагу и скорей на вокзал. Подходя к вокзалу, увидали десанты с иностранных судов, окружившие здание штаба крепости, в котором засели большевики и не сдавались. На крыше «Гранд отеля», где помещалось английское консульство, ставили пулеметы… с минуты на минуту надо было ждать стрельбы. Мы все-таки на вокзале пообедали и в 2 часа дня тронулись в путь. Доехали только до Второй речки — путь впереди был разобран. К вечеру во Владивостоке слышны были взрывы и стрельба, которая утихла около 8 часов вечера, а наш поезд стоял на 2-й речке.
17-го, в 9 часов утра, наш поезд был возвращен во Владивосток вследствие начавшихся военных действий у Никольск-Уссурийского. Мы опять возвратились в гостиницу «Золотой Рог». Во Владивостоке шум, и гам, и беготня. Зашел в штаб войск: командующий войсками — полковник Волков (в 1914 году поручик — преподаватель гимнастики в гимназии)… на меня и не смотрят, говорят все свысока — «государственные» люди, грош им цена. Ехать в Иман нельзя, так как севернее Никольска идут бои. В Имане большевики. Что с нашей Олькой? Где она? Жива ли?
19-го у нас ни копейки. С грустью я плелся по Светланке, встретил меня английский консул Хонс, старый знакомый, и, увидев мой подавленный вид, спросил меня: «Что со мной?» Я откровенно сказал свое горе, и он просил завтра зайти к нему.
20-го получил от Хонса 500 руб., который сказал, чтобы я, пока здесь во Владивостоке, приходил каждое первое число получать пособие… вот так ловко.
20 июня получил 500 руб. от Хонса. Радость безмерная. Командующий войсками уже новый — полковник Толстов, тоже птичка ранняя. Вести дневник нет никакой возможности — события положительно захлестывают.
28-го я зачислен в резерв офицерских чинов и назначен председателем поверочных комиссий крепости Владивосток, их всех семь: пять во Владивостоке и по одной в Барабаше и в Новокиевском. Содержание — 650 руб. в месяц, и то ладно.
29-го день Петра и Павла. Были на именинах отца Павла Семова, бывшего священника 11-го полка. Были у него на даче на 19-й версте. Мне в 1910 году тоже давали участок рядом с ним, а я, дурак, не взял… На именинах хорошо выпили.
1 июля начал поверку имуществ крепости, но Боже, что осталось… все расхищено, попорчено. Офицерские вещи пока целы. Расхищены все мастерские. Здания — большая часть с разбитыми окнами и сорванными дверями. Чехи погрели руки — забрали все, что было ценное.
11-го день рождения и именин Олюшки… Жива ли она?.. Зина, как вечера, так и начинает плакать об Олюшке. У меня же полная уверенность, что она жива и здорова.
20-го получил от Хонса 500 руб. Заведует Интендантской частью подполковник Лифшиц (Рига), но с имуществом крепости идет какая-то неразбериха. Я, видимо, им не по шерсти, так как не даю воровать.
1 августа, сегодня, какое-то «секретное» заседание, но я не приглашен, ну и черт с ними. Уверен, что ничего путного не выдумают…
2-го, сегодня годовщина смерти генерал-майора Ивана [Алмасхановича] Гогоберидзе: ездили на Вторую речку за заупокойную обедню в артиллерийской церкви, а потом были у Глафиры Ивановны Гогоберидзе на обеде. Был генерал Транковский с женой. Вспомнили хорошее прошлое…
6 августа, опять «секретное» заседание чинов штаба, а меня опять не пригласили — значит, я не их ворона. По составу членов заседания я могу судить о деловитости заседаний. Зина страшно волнуется за судьбу Олюшки, и как вечер, так слезы. Дела комиссии идут через пень-колоду. Охрана имущества состоит из наемных сторожей, которые сами крадут. Прямо сердце кровью обливается при виде расхищения государственного добра, ведь оно потом приходится, и придется потом покупать.
