Мое денежное содержание следующее:
Жалованья 128 руб.
Столовых 225 [руб.]
Амурских 113 [руб.]
Полевых 240 [руб.]
Фуражных 163 [руб.]
Топливо 7 [руб.]
Георгиевской пенсии 42 [руб.]
Итого 918 [руб.] в месяц.
16 мая, в 10 часов вечера, явились ко мне на квартиру полковник И. И. Чубаков, штаб-ротмистр П. М. Прибыль и от лица всего штаба дивизии поздравили с производством меня 11 мая, со старшинством с 1 марта, в генерал-майоры и преподнесли генеральские погоны. Я очень обрадовался.
К. Ю. Клинер переведен казначеем в Иман, и в письмах пишут, что Зинушка переболела ветряной оспой, корью и теперь заболела дизентерией… Зина встревожилась и решила ехать к дочурке.
6 июня, в 10 часов утра Зина, выехала в Иман. Полки дивизии заняли позицию от Сухой Двины у Кекау до Митавского шоссе.
7-го осматривал позицию 482-го полка с 6 часов утра до 2 часов дня.
Все время мне приходится следить за учебными командами и ходить по окопам первой линии — донимает вода в ходах сообщений от Кланик к Статису, вода выше колена, а по дороге немцы обстреливают шрапнелью… Немцы зорко следят за нашими позициями, и чуть только стоит высунуться и зазеваться, как уже посылается пуля — так убит капитан Азбукин, посетивший наши окопы.
21 и 22 июня был бой, от орудийной стрельбы дрожали стекла. Наши наступали в трех местах, взяли в плен одного офицера и 39 солдат, а убыло наших 21 офицер и около 1000 солдат — игра не стоила свеч. В полках появились авантюристы-карьеристы офицеры из бывших гвардейцев — в 481-м полку мне поручено дознание о подпол ковнике Мамонтове, оскорбившем подполковника Россинского.
26 июня в штабе нашем началась интрига и борьба между полковником Чубаковым и капитаном Текелиным, и это отразилось на всем штабе и его работе.
30-го предполагается наступление, и я предназначен командовать наступающей бригадой на левом участке, то есть у Статиса. Всю ночь ехали орудия и парки, и изредка громыхали броневики.
1 июля делал испытание пробиваемости наших окопных щитов, оказалось, щит на 100 шагов пробивается из германской винтовки и не пробивается из японской винтовки и из нашего пулемета. Штаб дивизии сегодня перешел из Ромензгофа в Плаунек, т. е. ближе к позиции на четыре версты. Помещение хорошее — школа.
2-го оперативная часть штаба дивизии перешла на позицию в Пуц. В блиндаже помещаются я, генерал Фиалковский, капитан Текелин и штабс-капитан Хрулев. Немцы обстреливали батареи, расположенные сзади нас.
3-го, в 5 часов утра, я перешел в первую линию в блиндаж на бывшей ферме Статис, рядом блиндаж — наблюдательный артиллерийский пункт с подполковником Евгением Митрофановичем Казачинским. В 8 часов утра началась канонада нашей артиллерии, т. е. подготов ка атаки. Я вступил в командование атакующими войсками. Бойня идет ужасная — немецкая артил лерия не затушена нашей, а поэтому крошит наши части беспощад но.
4-го бой с раннего утра по всему фронту, от залива до Сухой Двины. Атака 483-го полка немцами отбита, много убитых, раненых и попавших в плен. Лесистая позиция немцами усилена «блокгаузами», расположенными в шахматном порядке. К вечеру мой блиндаж и артиллерийский немцы стали усиленно обстреливать — видимо, указаны каким-то мерзавцем, попавшим в плен.
5 июля с утра начали немцы усиленно обстреливать наш блиндаж тремя батареями: от Берзмюнде, от Пакальн и от Репе, т. е. слева, прямо и справа. Кругом нас ад, провода телефона все порваны, ни к нам, ни от нас нельзя проскочить. Один снаряд ударил против наблюдательной щели и щебнем и песком изранил все лицо подполковника Казачинского и наблюдающего фейерверкера, у которого вытек тут же глаз… Приказания посылаю письменные по фронту, но донесений в тыл посылать нет возможности. Бой идет жестокий. К 6 часам вечера бой затих, я сел в блиндаже писать донесение начальнику дивизии, около двери столпились офицеры и заслонили мне свет — я попросил их уйти, не прошло двух-трех минут, как в это место, где стояли офицеры, ударил снаряд, пущенный от Берземюнде… страшный взрыв-удар, и нас всех в блиндаже перемешало в одну кучу: меня, капитана Текелина, полковника Войцеховича и еще двух адъютантов… Нас вытащили на воздух, привели в чувство, у меня кружилась голова, но никто не был ранен — осколки снаряда пошли все вверх мимо двери, контузия была только воздухом, но она и теперь (1921) сказывается. По ходам сообщений, под руки, меня довели до штаба в Пуц, меня освидетельствовал врач, и начальник дивизии уволил в Плаунек, где я и заночевал.
6-го съездил в баню 483-го полка, в Вяземских казармах, выпарился отлично, пообедал дома на Бауском в доме № 53 и проспал как убитый до вечера.
7-го возвратился на позиции в Пуц, где начальством встречен холодно, так как не был убит — все-таки реклама: «Убит генерал в первой линии»… мы это хорошо понимаем.
8-го я снова в первой линии на плацдарме 484-го полка в блиндажике «Господи, помилуй». Наша атака начата в 10 часов вечера. Ад. Наши солдатишки было начали сдавать, и кто-то крикнул: «Немцы прорвались», но я бросился в их гущу и направил к месту прорыва, но там никого не было, и все успокоились. Всех направил вперед, но атака была отбита.
9 июля до вечера сидели с капитаном Л. А. Текелиным на плацдарме 484-го полка, наше наступление было прекращено, шла вялая перестрелка батарей. Вечером мы возвратились в Пуц.
10-го нашу дивизию как потрепанную сменила с позиции 5-я Сибирская стрелковая дивизия. Мы встали в резерв, и я уехал на Баускую улицу в дом № 53. Разболелись ноги, и я их натер «эспейлером».
12-го получил от К. Ю. Клиндера телеграмму — Зинушка 26 июня скончалась в Имане от дизентерии… Как мне было больно и жаль мою дочурку… не было матери.
15-го каждый день езжу в учебные команды на другой конец Риги. Все ночи по Бауской улице грохочут отходящие с позиции лишние батареи и парки. Сегодня с П. М. Прибылем, С. Д. Курносовым выпили под раки. Это самые искренние люди в штабе, остальные полны коварства, хитрости, пронырства и двуличия. Господин Чубаков — интриган и трус. Для служебных поездок мне стали давать вместо автомобиля таратайку времен Петра Великого. Объезжаю позиции, все смеются над таратайкой и говорят: «Вон Петр Великий объезжает позиции под Ригой». Чубаков докладывал Бендереву, что не хватает бензину. Разумеется, не будет хватать, если каждый вечер после ужина без огней Чубаков уезжает в Ригу и там до 3 часов ночи гоняет автомобиль… Я назвал Чубакова Искариот Искариотович, и так ему это пристало.
22-го полки 121-й дивизии вступают опять на позиции. Я переехал со штабом в Плаунек. Погода переменилась — стало холодно и сыро. В штабе противно быть: этот полковник Чубаков — и сплетник, и мерзавец первого сорта, так впоследствии и оказалось, в 1917 году передался большевикам… в 1918 году появился из Америки во Владивостоке шпионом большевиков, и его отправили в Омск, и он пропал… Туда ему, мерзавцу, и дорога.
