21-го утром полк очутился каким-то образом в арьергарде, заняв позицию южнее с. Кияны-двор, и только в 8 часов утра получено приказание: «Перейти реку Вепрж, с проходом моста частей полка и казачьих тыловых разъездов, зажечь водяную мельницу и взорвать мост». К 9 часам утра мною все было исполнено. Село Кияны-двор кем-то было подожжено, пламя забушевало, и послышался рев коровы…
Австрийцы вечером два раза атаковали 1-й батальон, но были отбиты, и было взято их в плен 124 человек. Отличился капитан А. Н. Соколов. В 8 часов вечера начался отход на позицию у д. Роскопачево и фольварка Вульпе-Завишидска.
22-го — жестокий артиллерийский бой. Деревня и фольварк горят — плач жителей, рев скотины… ночью отошли.
23-го — позиция у д. Бржестовка. С 2 часов начался жестокий обстрел, окопы были буквально засыпаны снарядами. Штаб полка помещался в самой деревне, т. е. в полуверсте от окопов. По деревне стреляли из полевых гаубиц, и загорелись дома, так что пришлось временно отойти в д. Кусаву. За день убыло убитых 31, раненых 125. Вечером штаб полка перешел опять в д. Бржестовка.
24-го с утра начался жестокий огонь артиллерийский и стрелковый, вследствие сухости и особенности почвы от ударов снарядов подымаются огромные облака пыли, так что по временам позиций не видно. Подпоручик Логвененко из передового окопа корректировал стрельбу наших батарей, следствием чего на глазах всех была гибель австрийской гаубичной батареи. Убыль полка: ранен прапорщик Климов. Контужены капитан Глебов и подпоручик Лебедев. Стрелков убито 32, ранено 89, контужено 26. Подпоручика Логвененко представил к Георгиевскому оружию.
25-го утром, за чаепитием, в сарае убиты снарядом пять телефонистов. Деревня Бржестувка горит, и мы перешли в блиндаж, вырытый в огороде, но когда загорелась, и наша халупа, не было возможности усидеть от жары, и мы потянулись через поле к дому лесника, куда еще рано утром отправили свой штабной обоз и верховых лошадей. Телефонный провод от боевой линии тянули за собой, и как раз посреди поля провод кончился, прерывать связь было невозможно, и я и весь штаб сели среди поля и среди падающих снарядов, положение отчаянное. Пока сбегали за проводом, прошло около часу, и в 5 часов вечера мы были в домике лесника. Бой затихал. Ночью отошли к посаду Остров, заняв позицию у усадьбы Ликовщизны. Позиция была чересчур растянута для полка: левый фланг был по окраине посада Остров, потом тянулся по гати, подымался к усадьбе, занимал высоту 82,3 и спускался в долину. В боевой линии были 1, 2 и 3-й батальоны, в резерве за усадьбой — 4-й батальон. Штаб полка находился в д. Ямы. Австрийцев сменили германцы. Рано утром, когда только полк подошел к усадьбе и я отдал приказание по занятию позиции и когда разошлись, то в пустой усадьбе остался со мной капитан А. Н. Соколов, я, видя его удрученным, с роковой печатью на лице, спросил его: «Что с Вами, А. Н.?» Он ответил: «Сам не знаю, что-то на душе тяжело». Я старался его утешить, но к вечеру он лежал мертвый на перевязочном пункте в посаде Остров.
26-го с раннего утра — проливной дождь. С 6 часов утра немцы начали нас обстреливать из гаубиц, и в 1-м батальоне было убито 17 человек. Противник продвинулся на 1000 шагов к нам и стал окапываться.
27-го утром захвачены в плен пять германских солдат 201-го полка, а наших трое 1-го пехотного полка прибежали из плена от германцев. Адским огнем гаубиц немцы сравняли окопы 1-го батальона на высоте 82,3 и ворвались в высоту… С потерей высоты приказано отойти за р. Тисменку. 10-му полку приказано упорно удерживать посад Остров. Штаб полка перешел в посад.
28-го посад обстреливается, особенно церковь, возможны пожары, а поэтому приказал выкопать блиндаж на большой дороге, при выезде из города. В 100 шагах от блиндажа окопы. В 3 часа дня посад загорелся в нескольких местах, и мы перешли в блиндаж. Левее нас в 5-й пехотной дивизии идет жестокий бой — вся местность дымится от падающих снарядов.
29-го противник усиленно обстреливает посад, окопы и низко, над самой нашей землянкой-блиндажом, пролетают снаряды или делают рикошеты. Левее нас бой продолжается.
30-го, в 2 часа ночи, начали отход. Через каждые 5 минут над блиндажом, наискось большой дороги, пролетает очередной снаряд, поэтому в течение 5 минут всем надо выскочить из блиндажа, вскочить на коней и марш-маршем проскакать 200–300 шагов, и тогда по расчету времени мы в безопасности. Так и сделали, но я, проскакав опасный участок, перешел на рысь, и вдруг моя лошадь падает на передние ноги, и я через голову ударяюсь спиной о землю… Только гул пошел — сильно ударился правым боком и плечом, но вскочил на ноги, сел на лошадь и как будто ничего, а на другой день еле мог повернуться. 9-й полк, отошедши раньше на два часа, поставил 10-й полк в критическое положение, и, благодаря туманной ночи, немцы не решились занимать наших позиций, зная прекрасно, что мы отходим. Вся дивизия собралась у фольварка Мошина, после чего, получив приказание, двинулись к д. Квасовка.
31 июля утром полк занял позицию у скотного двора и высоту 70,1. Осматривая позицию, я увидел на дороге огромный крест, дубовый, высотою сажени три, и на нем прочитал вырезанную надпись, что этот крест поставлен 6 ноября 1861 года — ровесник мне, но ровесник был покрыт серым мхом…
1 августа прошло спокойно, ночью же приказано отходить к г. Бела. В 1 час ночи начали отход. Вся дорога шла по лесу до самого г. Бела, который горит. Огромное скопление обозов, беженцев — плач женщин и детей, рев коров… Видел большой луг с сотнями пристреленных коров, не ужели чтобы не доставалось немцам… Не успели подальше отогнать. 10-й полк встал в резерв около фольварка Зеленый. В 10 часов вечера — опять отход к г. Янову. Громадное скопление войск и обозов — дорога запружена, и все это стремится к г. Янову.
2-го остановились в д. Груд, заметна какая-то нервозность, но все молчат. Отход.
3-го, в 4 часа утра, командир корпуса приказал мне взять свою команду конноразведчиков и распоряжаться переправой через мост у Яновского конного завода. К мосту подходят три дороги, мост длинный и узкий, с трех сторон подходят войска, обозы и беженцы — беспорядок страшный… Видя это, я с половиной команды ставлю на трех дорогах конные заставы с приказанием — без моего личного разрешения никого не пропускать к мосту; вторую половину команды спешил и послал ее на самый мост следить за порядком и помогать обозам продвигаться возможно скорей, сам же взял в руки длинную березку в виде удочки-хлыста и начал дирижировать: в первую очередь — артиллерия, [во] вторую — обозы, [в] третью — пехота с кавалерией и [в] четвертую — беженцы. Ослушников, в особенности обозных, этих первых подвергавшихся панике, бил своим хлыстом по чем попало… Генерал Довбор-Мусницкий, мой знакомый по Японской войне, хотел проскочить на автомобиле, но я его в категорической форме попросил обождать прохода тяжелого артиллерийского дивизиона, и он обождал. Течение колонн прошло быстро и в порядке — к 7 часам все войска уже были на другом берегу, и когда проезжал командир корпуса, то горячо меня благодарил.
В 7 часов утра 10-й полк занял позицию на правом берегу р. Буга у д. Величковице. Стрелки страшно устали, и я приказал скорее окопаться и спать, все уснули как убитые. В 5 часов вечера приказано взрывать и жечь мост — показалась немецкая кавалерия… В 6 часов над нами стали рваться шрапнели, и я из деревни перешел в блиндаж в лесу. Для выхода штаба из деревни начали запрягать лошадей, они бесились от укуса пчел — на задворках была пасека, я приказал осмотреть пасеку, оказалось, там добывал мед солдат Костромского полка, и я приказал дать ему несколько нагаек.
