20 июля полк смотрел командующий войсками генерал Лечицкий, который после смотра сказал мне: «Вот, полковник Иванов, Вы получили полк, я знаю, что полк распущен и разорен. Я надеюсь, что Вы исправите его, я буду всегда готов помочь Вам».
Начались обычные во Владивостоке туманы, настолько густые, что в пяти шагах ничего не видно. Зина, поехавши вечером от меня с мамой и сестрой, заезжали в лагерь 12-го полка
[151]. Туманы страшно мешали производству стрельб, и это бесило меня. 12 августа была смотровая стрельба, и полк выбил «отлично», чему я был очень рад. Полк в начале сентяб ря вышел из лагеря, и я 9-го отправился в качестве посредника на маневры в район д. Романовка. 11 сентября в 4 часа дня начался маневр, и мне пришлось из Романовки сделать путь в д. Молельный мыс, д. Ушербия, высота 163 и Ново-Нежинск, где 18 сентября сел на поезд и возвратился во Владивосток. С ролью посредника я справился, и мои отчеты выделились. После маневра под руководством генерала Третьякова полки нашей дивизии начали укреплять лесной район крепости по р. Седанка посредством просек, блокгаузов и опорных пунктов, с производством боевой стрельбы.
23 октября 1913 года совершилось наше с Зиной бракосочетание. Венчание было в полковой церкви 10-го полка под 133-й высотой в 8 часов вечера, дорога вся была освещена кострами. Венчал полковой священник отец Иоанн Ремизов. Зина была как принцесса, красива и изящна… После венчания ужин в полковом собрании и танцы… Квартира была у нас в пять комнат, уютная и прилично обставленная. Началась семейная жизнь. По опыту я свою молодую жену держал вдали полковой жизни. У себя мы пока никого не принимали. Посещали танцевальные вечера в полковом собрании, и я крайне был удивлен, что Зина, будучи такой молодой (16 лет), очень тактично держала себя: со всеми мило-приветливо, танцевала со всеми без всякого выбора, со стариками была почтительна и внимательна. Часто бывали на балах в гарнизонном собрании, и [там она] тоже очаровала всех. Все генералы считали своей обязанностью подойти, поздороваться и поцеловать руку. Как-то жена старшего штаб-офицера моего полка, полковника Горского, Александра Александровна, большая интриганка, в большом обществе обратилась ко мне с вопросом, не видя жены со мной: «А где же наша командирша?» На это я сказал: «Командирши полка нет и не будет, есть жена полковника Иванова». Она закусила губу. Зине советовал никогда не заводить и не вести разговоров о делах полка. Старые мегеры полка, как ни старались что-либо подметить у Зины, но так и остались… в дураках.
1914
Новый, 1914 год встречали в полковом собрании, встретили весело и не думали, что в конце этого года многих не будет уже в живых… Я не знаю, почему-то не особенно встречал весело все новые года. Мне всегда казалось, что старое время как-то лучше.
Мы с Зиной весьма часто посещали во Владивостоке иллюзионы
[152]. Ехали после вечернего чая (5 часов), катались на паре вороных по Светланке и заходили в иллюзион, сидели там часа два, и домой. Ужин и спать. Я просыпался, как всегда, и не помню с какого времени, в 5 часов, зажигал в кабинете лампу и садился за работу. Я еще с вечера думал о срочных полковых делах, и вот теперь, в тиши ночи, брал блокнот «приказаний» и начинал писать приказания, сиречь давал директивы своим исполнителям: начальнику хозяйственной части, адъютанту, казначею, командиру нестроевой роты, командирам батальонов, рот и команд, запечатывал в конверты и ровно в 6 часов отправлял ординарца с пакетами; в 8 часов ординарец должен был вручить мне конверты с расписками получения. В 8 с минутами я выходил в роты и команды, которым у меня был график посещений с отметкой чисел моих посещений — никого не забывал… В 11 часов — на кухнях, и после них — «строевой» доклад. В 12 часов в собрании — рюмка водки со «старшими чинами», затем — «хозяйственный» доклад, и к 2 часам дома — обед. На послеобеденные занятия я смотрел сквозь пальцы: грамотность, словесность, починка одежды, чистка оружия и т. п. Баня топилась беспрерывно: каждой роте и команде давалась баня на сутки в полное распоряжение: солдаты мылись сколько кому угодно, мыли белье, сушили, катали и гладили его — это их был праздник. Баню мыли, чистили и в 6 часов вечера сдавали следующему кандидату, который с вечера готовил баню для своих.
Мною было замечено, что пища в полку плоховата и притом жидка, раз приказал завести линейки-мерки для определения количества ведер пищи, и что же оказалась — что воды вливается наполовину больше против положения… для коров и свиней фельдфебелей и ротных командиров. Приказал негласно собрать сведения о количестве коров и свиней, оказалось, что у многих имеется по 2–3 коровы и по 20–30 свиней, то есть целые заводы — вот отчего была жидка пища солдата — нужны были помои для скота… Собрал всех скотопромышленников и приказал в 10 дней ликвидировать, оставив по одной корове и по две свиньи, а в котел приказал вливать воды 6 ведер на 100 человек, и пища стала густа и вкусна. На рынке свинина подешевела. До сведения моего дошло, что командирами рот, под видом надобностей рот, за 217-й высотой рубится лес и пилится и продается на секу частным лицам. В одно раннее утро сел на коня, взяв ординарца, и ходу на лесные заготовки 10-го полка, и накрыл целые команды в землянках… Собрал уже теперь лесопромышленников и приказал завтра же возвратить всех людей в полк, а если кто осмелится повторить, то отдам под суд. Вот как мне приходилось командовать полком…
В районе полка якобы бродили свиньи — приказал солдатам ловить, резать и в ротный котел «для вкуса».
Между офицерами полка процветала азартная карточная игра. Я предупреждал офицеров, что не потерплю этого, но все-таки тайно продолжали… Раскрылась грязная история с Тюньтиным, и пришлось его удалить из полка.
Служебный стаж командира корпуса генерала Саввича сказался
[153]: приступлено к заведению полицейских собак, устройство чуть ли не на всех перекрестках шлагбаумов, все должны иметь личные билеты, и так далее, и солдаты стали издеваться над офицерами; так, офицер видит, что пост пропускает рабочего на форт, а у офицера, даже у меня, спрашивает билет, и я, увидев пост 1-го артиллерийского полка пьяным, послал с поста командиру оного уведомление, прося прислать офицера для удостоверения.
Пост пошел под суд и понес жестокое наказание по суду. После этого перестали спрашивать у меня билет. Поверку порций и качество пищи я не уклонно продолжал. Для того чтобы каждый получил следуемые ему шесть золотников
[154] сала или масла в кашу, я воспретил выливать сало или масло в кашный котел, а приказал наделать в оружейной мастерской маленькие черпачки для шести золотников сала и вливать в чашку с кашей столько черпачков, сколько людей ест из данной чашки, т. е. восемь или десять; результаты поразительные — каша получилась густо намасленной. Солдаты были в восторге.
