«И под снегом иногда бежит кипучая вода», так и у меня любовь к Зиночке закипала горячим ключом, да и она отвечала… 3 декабря мы сказали друг другу «люблю». Часто они приезжали, я их встречал. У меня бывали Похвиснев, Зевакин, Бужинский — это была компания на «выходных» ролях. Подполковник Станислав Осипович Доруховский был придворным фотографом и запечатлел навеки несколько моментов: ужин, около барака, в лагерях ранней весной и др.
Полковник Войцеховский получил предложение подать в отставку и уехал, а я остался временно командующим полком. Были свободны два полка — 10-й и 11-й, были два кандидата — я и полковник Александр Людвигович Гржибовский. Мне хотелось получить 11-й полк — шла скрытая борьба
[143].
1913
Был уже 1913 год. Зиночка почему-то торопилась с обручением, и 19 февраля обручились… Заговорили все.
Государь император, в знак особого благоволения, повелел старое знамя 11-го полка возвратить полку и хранить его в полковой церкви как реликвию полка
[144]. К полковому празднику 25 марта, Благовещению, col1_2 генерал-майор В. А. Яблочкин
[145]прибыл из Петрограда во Владивосток со старым знаменем. Встреча была торжественная. Было даровано право полку при прохождении церемониальным маршем иметь винтовки «на руку», в память Тюренченских атак
[146]. Полковой праздник был устроен на славу. Все участвующие на параде и обеде были сняты общей группой. 20 марта я высочайшим приказом был назначен командиром 10-го Сибирского стрелкового полка и 18 апреля принял его. В этот день полковую группу офицеров 10-го полка снял очень хорошо капитан Сергей Алексеевич Новицкий. Полк я принял разоренным и размотанным бывшим его командиром полковником Иваном Ивановичем Эфировым, другом и приятелем полковника, жидовского выродка, Гиршфельда. В полку не было ни денег, ни обоза со сбруей, ни одежи, ни снаряжения, все запасы муки, крупы, консервов (40 000) были проданы жиду-подрядчику… После Эфирова до меня было два командира, но они, прокомандовав полгода, уходили от греха
[147]. Могу сказать, что состав офицеров был хорош, за малым исключением. Меня знали с Порт-Артура Горский, Кованько, Кондратьев, Яблонский
[148], Круковский, Томов
[149], Соколов
[150]. Так что меня знали, и я их знал. Всех должностных я оставил на своих местах, и только через год пришлось переменить начальника хозяйственной части и командира нестроевой роты, остальные все остались на своих местах. С 1 по 5 мая начальник дивизии произвел инспекторский смотр 10-му полку, который раскрыл всю картину плачевного состояния хозяйства полка. В своем приказе начальник дивизии приказал мне поднять благосостояние полка. Раскрылась очень некрасивая офицерская история, бывшая еще в январе месяце, т. е. до меня, но новый командир корпуса генерал Саввич объявил выговор ни за что мне, что было неприятно, так невнимательно он разобрался в этом деле. Вообще, он был не из приятных — какая-то «сушка»… Разбираясь в полковом хозяйстве, я увидал, что полк не может выйти в поход по мобилизации, обоз представлял одни обломки, и я приказал снять с него фотографию, одежда была поношена, а папахи были какие-то вороньи гнезда. Старого начальника хозяйственной части подполковника Ермолинского я сменил и назначил подполковника Николая Алексеевича Богданенко-Толстолеса, который оказался на своей высоте и по знанию, опытности, распорядительности, и по честности. Нужно было просмотреть все отделы хозяйства и постепенно систематически исправлять их: одежда и обувь, снаряжение, обоз и сбруя, даже надо было привести в порядок церковь, кладбище — все было преступно запущено. Много потрачено на ремонт лагерных построек.
6 июня полк вышел в лагерь на бухте Горностай. Лагерь был не тот, что в 11-м полку: и растительности мало, и постройки не те. У меня был хорошенький домик из двух комнаток с верандочкой. Зиночка-невеста очень часто приезжала со своими ко мне в лагерь, и я всегда провожал ее домой вдвоем на экипаже… счастливое было время.
23 июня я выехал на полевую поездку в д. Майхе. Погода была дождливая, речка Майхе разлилась, затопила дорогу, и мне пришлось пробираться с разъезда Озерные ключи верхом у подошвы высот, лошадь два раза грузла и еле выскочила из топи. Моя двуколка с вещами при въезде в д. Майхе попала мимо моста, перевернулась, и вещи поплыли по «крутящей быстрине», и когда я сказал нашему невозмутимому начальнику дивизии Н. А. Третьякову, что вещи поймали, но они промокли, то он сказал: «Вот удивительно»… Много мы смеялись. Поездка была крайне неудачна — шел почти все время дождь, работы производились урывками, и 30-го сели на разъезде Романовка на поезд и в 11 ч 30 мин ночи были во Владивостоке.
