Разведки показали, что китайские войска укрепляются на Айсязанских высотах и группируются в районе г. Старого Нью-Чжуаня. Решено было движение на север начать с удара на г. Старый Нью-Чжуан. 11 сентября мы двинулись по правому берегу реки Хайчен, двигались среди высокого гаоляна, ожидая на каждом шагу засады, но охотничьи команды зорко, внимательно и добросовестно осматривали местность, вовремя открывали противника, захватывали его и забирали его орудия, особенно отличилась охотничья команда 1-го полка под начальством поручика Бодиско
[83]. Весь отряд ночевал на берегу р. Хайче н. От Хайчена на Айсязанские высоты по главной дороге двигался другой отряд. На другой день рано утром началось наступление на г. С.-Н., китайская артиллерия стреляла по нам наугад, и к 12 часам дня город был взят. Была назначена дневка — люди страшно утомлялись от жары. Китайские войска в беспорядке отступали на Айсязанские высоты, преграждая таким образом наше наступление на Ляоян и Мукден. Дальнейшее наше наступление шло беспрепятственно, только наши разъезды натыкались в гаоляне на противника и несли потери, но зато кто попадался из китаезов, то сию же минуту отправляли на тот свет… я видел, как умирал молодой казак, раненый в грудь, видел, как ему тут же копали могилу, вспомнилась песня про умирающего воина под кустом. Сделав два перехода, мы были в виду Айсязанских высот, на которые наступало три наших колонны, мы были в левой колонне. В 7 часов утра началось наше наступление, моя рота была во второй линии, и пришлось идти уже по сломанному гаоляну, ноги путались, шашка попала между ног, и я чуть ее не переломил. Лишь только моя рота подошла к маленькой деревеньке, как зашипела граната и ударилась в шагах тридцати, роты втянулись в деревеньку — вторая граната ударила в ближайший дом и его разворотила, я быстро двинул роту вперед, и гранаты все пошли перелетать через головы. Правая колонна, наступающая восточнее Айсязанского массива, охватила левый фланг китайской позиции и тем обличила наши действия; мы быстро подошли к западному концу кряжа и взобрались на самый хребет, где нашли много брошенных патронов, громадные чашки с горячей еще гаоляновой кашей. Китайцы отступили к р. Шахэ. По их пятам следовал авангард под командой полковника Мищенко. Полк стал биваком около самого селения Айсязан. С этого дня я решил в боях не иметь шашки, а карабин и так делал во все три войны: карабин, патронташ через плечо с 30-ю патронами, бинокль, сумка и в руках палка. На верховую свою лошадь садился только при переправах вброд. Во время войны я всегда обращал внимание на практическую сторону и замеченное записывал. 14 сентября праздник Воздвижения Креста, утром была обедня. В авангарде громыхали орудия, но к полудню орудийная стрельба сильно усилилась, и пришло приказание полку выступать на помощь полковнику Мищенко. Полк быстро снялся с бивака и полным ходом двинулся на выстрелы. Через два часа мы подошли к месту боя, но таковой уже кончился. Весь Южно-Маньчжурский отряд стянулся и расположился на огромном поле по берегу р. Шахэ. Поразительное зрелище представлял вид бивака вечером, когда запылали бивачные костры. Послышались два дальних орудийных выстрела со стороны китайцев, но снаряды не долетели… мы заснули сном праведников.
Прибыл новый начальник отряда генерал Субботич. Предстояло взятие г. Ляояна. Сделав дневку в Айсязане, отряд двинулся на Ляоян с бивака на р. Шахэ. При этом наступлении наш полк был в левой колонне и подошел к Ляояну с запада. Китайцы против нашей колонны не открывали огня, и мы беспрепятственно подошли к западным городским воротам. Ворота были заперты, и наши офицеры (поручик Рокитанский), взобравшись на крышу пристенной фанзы, влезли на стену, а стрелки, притащив большое бревно, стали пробивать ворота. Разбив ворота, я с ротой первый ворвался в город и, вбежав по аппарели, занял правую половину западной стены, бегом побежали на южную стену, с которой открыли огонь вдоль улиц, на коих металась китайская кавалерия. Под стеной собралось множество женщин и детей и неистово орали. Продвигаясь по южной стене к восточной, нас встретили огнем китайские часовые, но они тут же легли от наших пуль, трое стрелков были тяжело ранены. Я с ротой старался скорей занять юго-восточную башню и обстрелять отступающие китайские войска. В пруде у подножия башни топились две китаянки, но утонуть никак не могли, ибо пруд был очень мелок. По отступающей кавалерии я открыл огонь залпами повзводно. К 7 часам вечера бой закончился, и наш батальон расположился биваком у западных ворот. За ужином подполковник Гамбурцев так напился, что хотел меня стрелять без всякой причины, но его успокоили, и на другое утро он извинялся передо мной. В соседнем доме повесились две молодые китаянки. На другой день по занятии Ляояна отряд выступил далее на север и стал биваком у д. Байтапу, а наша кавалерия была уже в Мукдене, и поздно ночью пришло донесение от есаула Денисова
[84], что Мукден занят и китайские войска бежали на север, грабя своих же мирных жителей. Мы крепко уснули, усталые от большого перехода…
Было 19 сентября 1900 года (день памяти ярославских благоверных князей святых Феодора, Давида и Константина), ранним утром при чудной, ясной осенней погоде войска отряда бодро и радостно двинулись к Мукдену. Весело, по колено в воде, перешли вброд реку Хуньхэ, пос ле привала полки с распущенным знаменами, под звуки полковых оркестров, двинулись к южным воротам города. На дворцовой площадке внутреннего двора был отслужен молебен, провозглашена здравица государю императору, и знамя нашего полка было возложено на козлы из винтовок в главных дворцовых воротах. Наш полк стал биваком на большой дворцовой площади с тронным павильоном и несколькими боковыми. Вся площадь была замощена громадными плитами. Биваком полк простоял до 1 октяб ря, и потом роты были разведены по приспособленным городским фанзам. Моя рота заняла здание государственной тюрьмы около дворца. Я, Змейцын, Пушкарский заняли хорошенький домик с садиком.
Жизнь в Мукдене по своей обстановке была оригинальна. Утро в этом городе начиналось страшным гомоном криков уличных торговцев, только гул стоял над городом. В воздухе летали стайки голубей, издавая гармоничные аккорды от привязанных к спине свистулек. Улицы положительно кишели китайцами. Городские стены и башни занимались нашими караулами и постами, на некоторых башнях стояли орудия, которые можно было повернуть и на внутренность города. Дежурный по караулам обязан был днем и ночью проверять караулы и посты; любопытные сцены можно было наблюдать в бинокль с городской стены… Китайцы иногда из города обстреливали наши посты на стене, но после ответов постов в сторону выстрелов стрельба прекратилась. На своей квартире мы нашли луки и много стрел с железными наконечниками и часто упражнялись стрельбой в цель. Наступали холода, и надо было построить печи, на колосники употребили стволы от китайских фальконетов, которых в мукденских арсеналах было множество. Наш оружейный мастер И. И. Ульянов колосники нарубил из вышесказанных стволов. В 3-й роте затопили в первый раз печь, и кучка солдат толпилась перед ней, вдруг раздался из печи выстрел, и на землю повалился раненый в ногу солдатик — один из стволов был, видимо, заряжен. В арсеналах было оружие от допотопных фальконетов до новейших манлихеров
[85], патронов было десяток миллионов. Орудий же не было. Фальконеты складывались в штабеля и сжигались. К Рождеству из Талиенвана приехали полковые дамы, и в полковом собрании было устроено несколько танцевальных вечеров. Жена подполковника Азарьева Е. Н., будучи в госпитале сестрой милосердия, заразилась тифом и скончалась, тело отправлено было в Порт-Артур, а оттуда в Одессу. К нам приезжал генерал Ренненкапф, и весь полк перепился, чествуя его. Зима была жестокая — ноги мерзли в бурочных сапогах, было одно спасение — это сапоги из оленьих шкур. Морозы доходили до 30°, и при ветре было невыносимо. В фанзах нередко было –5°, и спали под полушубками. Китайские войска отошли на реку Ляохэ, но на востоке еще нас беспокоили остатки китайских регулярных войск и шайки хунхузов, в особенности в окрестностях г. Син-цзин-тина, куда и были посылаемы неоднократно экспедиции. Настала весна. В Мукден возвратился дзянь-дзюнь (генерал-губернатор), и произошел печальный случай: из-за забора его сада был пулей ранен наш часовой на посту у дворцовых ворот. Немало было наговорено кислых слов дзянь-дзюню. Обидно теперь (1921) смотреть на отношение к нам китайцев, этих трусов и нахалов. В апреле 1901 года наш отряд полковника Грязнова (15-й полк) был окружен в г. Син-цзин-тине десятитысячным скопищем китайских войск и хунхузов. Наш отряд не имел снарядов для гвардейской батареи
[86]. На меня было возложено поручение доставить снаряды в отряд полковника Грязнова, для чего был сформирован небольшой отряд из двух рот, двух орудий, полсотни казаков и десяти двуколок со снарядами. Предписано было во что бы то ни стало прорваться с боем, но доставить снаряды. Мой отряд из Мукдена двинулся на Фушунь, пройдя который, пошли со всеми предосторожностями и чуть было не завязали перестрелку с сотней казаков, возвращающейся в Мукден из отряда генерала Церпицкого, который разбил это скопище, и мне оставалось только доставить транспорт снарядов. На другой день встретил и самого генерала Церпицкого, возвращающегося в Мукден. Первые его слова при встрече были: «Здравствуйте, а водка есть?» К сожалению, у нас осталось только красное вино, и то было с восторгом принято — люди изголодались. В отряде нас приняли с восторгом, в особенности командир батареи полковник Мрозовский, и выпили же все под вареную говядину с разварной черемшой (лук), приправленной уксусом… просто объедение. По рассказам, отряд без снарядов находился в критическом положении за 150 верст от Мукдена, но генерал Церпицкий пришел на выстрелы и ударил неожиданно по тылу скопища. Пробыв в отряде три дня, мой отрядик двинулся обратно в Мукден. Генерал Церпицкий доложил начальнику отряда генералу Субботичу о том образцовом походном порядке, в каком он лично видел мой отряд на походе. 1 июня моя рота была назначена для охраны Большого Мукденского арсенала, находящегося в северо-западном углу земляного города. Здесь производилась разрядка китайских патронов, различных систем, которых было миллионы. Заведовал разрядкой подполковник Абдрахманов. Я с прочими офицерами жил в большой фан зе посреди арсенального двора. Арсенал имел два двора, на другом дворе были патронные и пороховые склады. Разрядка патронов производилась на нашем дворе и в кумирне, стоящей вне самого арсенала на большом плацу. Разрядка патронов имела целью отделить свинец (пуля), медь (гильза) и порох. Порох уничтожался сгоранием, для чего его рассыпали грядкой и поджигали, он горел, напоминая ход паровоза, иногда для потехи на пороховой грядке насыпали кучи пороха, которые покрывали ящиком из-под патронов: когда огонь доходил до такой кучи, то получался взрыв, и ящик летел на несколько сажень вверх… Подполковник Абдрахманов всегда ругался за это ребячество.
