– Мы поедем в Гасси, в наш фамильный замок.
Фридрих перехватил в зеркале исполненный ужаса взгляд Конни.
– Констанция, понимаю. Вам трудно доверять немцу. Но поверьте мне на слово. Сейчас я рискую не меньше вашего, делая то, что уже сделал. Что мешало мне арестовать вас всех троих еще дома и доставить прямиком в гестапо? Заверяю вас, все мои действия не останутся незамеченными. Вполне возможно, сегодня утром я уже подписал сам себе смертный приговор.
– Да, – согласилась с ним Конни. Нервы ее все еще были напряжены до предела после минувшей страшной ночи. – Простите меня, Фридрих. Я высоко ценю вашу помощь.
– Несмотря на то что у нас с братом течет в жилах одна кровь, я сильно от него отличаюсь, – продолжил Фридрих. – Наверняка он сразу же заподозрит меня, когда узнает, что вам удалось скрыться. Более того, он постарается убедить в моей виновности и остальных.
На вокзале женщины вышли из машины. Фридрих достал из багажника их чемоданы.
– Удачи вам, – тихо обронил он.
София сделала шаг к нему навстречу, чтобы обнять его, но Фридрих остановил ее.
– Нет. Я же всего лишь шофер. Не забывай об этом. Любовь моя! Клянусь тебе, я разыщу вас, и скоро мы снова будем вместе. А пока вон из Парижа. И как можно скорее…
– Я люблю тебя, Фридрих, – страстно прошептала ему София, и все три женщины смешались с толпой пассажиров.
– Я тоже тебя люблю, моя дорогая София. Всем сердцем и всей душой, – тихо пробормотал про себя Фридрих, залезая в машину.
Спустя час после того, как женщины уехали вместе с Фридрихом, в особняк де ла Мартиньеров на улице де Варен явился Фальк собственной персоной. Он позвонил в парадную дверь, но ему никто не ответил. Тогда он приказал штурмовикам взломать дверь. Обыскав вместе со своими людьми весь дом сверху донизу, Фальк понял, что дом пуст.
Выругавшись вполголоса себе под нос, Фальк возвратился к себе в гестапо.
А там первым делом направился в кабинет брата. Фридрих как раз упаковывал свой кейс, готовясь к отбытию восвояси.
– Я только что побывал в доме де ла Мартиньеров. Хотел арестовать их. Но, судя по всему, они благополучно испарились. Такое впечатление, что кто-то успел предупредить их. Как так? – грозным тоном вопросил Фальк. – Ведь ты, брат, был единственным человеком, с кем я поделился своими подозрениями.
Фридрих с безмятежным видом защелкнул замок на кейсе.
– В самом деле? Да, неприятная история… Но ты же сам не раз повторял мне, что в Париже даже стены имеют уши.
Фальк угрожающе придвинулся поближе к брату.
– Я знаю, что это сделал ты. Не такой уж я дурак, как тебе кажется, брат. Да, понимаю, сейчас я буду выглядеть по-дурацки, хотя настоящим предателем во всей этой истории являешься ты. Ты и никто иной! И такие штучки ты проделываешь уже не впервой. Тебе следовало бы вести себя осторожнее, мой важный братец! – ядовито фыркнул Фальк. – Все эти твои умные рассуждения, идеи… которыми ты пытаешься запудрить мозги другим людям, заставляя их верить в то, что ты – преданный нашему делу наци… Но меня тебе не провести. Я прекрасно знаю, кто ты есть на самом деле.
Фридрих через стол посмотрел на Фалька бесконечно кротким и безмятежным взглядом любящего брата.
– Тогда, брат, тебе следует облегчить свою душу и сказать мне все, что ты думаешь обо мне. В противном случае вынужден буду откланяться, сказав на прощание «до свидания». Уверен, до скорого свидания.
– Черт-черт-черт! – выругался Фальк. Как всегда, спокойствие и выдержка Фридриха доводили его до белого каления, заставляя особенно остро чувствовать собственную ущербность в сопоставлении с ним. – Думаешь, ты такой уж супермен по сравнению со мной, да? Со всеми своими научными степенями, докторскими диссертациями, с этими твоими бумажками, на которых ты строчишь очередные планы, чтобы впечатлить нашего фюрера. Ни черта! Это я… я работаю здесь как проклятый, во имя нашего общего дела…
Фридрих легко подхватил кейс со стола и направился к дверям, но уже на пороге он остановился и повернулся лицом к Фальку.
– Знаешь, брат… Это не я ценю себя слишком высоко… Это ты ценишь себя слишком низко.
– Я найду их. Я все равно найду их! – громко крикнул Фальк ему вдогонку, выскочив в коридор. – И эту курву, которая тебя так обворожила… Ее я тоже найду!
– Всего хорошего, Фальк, – вежливо попрощался с ним Фридрих и вздохнул, когда кабинка лифта тронулась вниз.
А Фальк как ошпаренный ринулся к себе в кабинет, с громким стуком захлопнув за собой дверь.
Эдуард очнулся от полуобморочного сна. Вокруг стояла кромешная тьма. Он на ощупь отыскал спички, лежавшие рядом. Зажег одну из них и глянул на часы. Начало четвертого… Прошло уже более пяти часов после того, как сюда нагрянули гестаповцы и перевернули все вверх дном в поисках обитателей дома. Он слегка пошевелился, пытаясь размять онемевшие мышцы, потянулся во весь рост, и ноги его тотчас же уперлись в противоположную стену. Крайне ограниченное пространство.
Этот крохотный подвал, выложенный камнем и сокрытый глубоко под землей, имел лишь один-единственный вход – потайной люк, ведущий из винного погреба. Схрон оборудовали его предки, еще во времена Французской революции. Здесь хватало место лишь для двух человек. Но, согласно семейным преданиям, в одну кошмарную ночь, когда весь Париж полыхал в огне, а аристократов пачками тянули в открытых телегах прямиком на гильотину, Арно де ла Мартиньер не только спасся сам в этом погребе, но спас еще и жену, и двух своих малолетних детей.
Эдуард стал на коленки и зажег следующую спичку, чтобы увидеть, где именно находится люк. Отыскал и, пустив в ход весь остаток сил, кое-как сдвинул его с места.
Выбравшись наверх, он рухнул навзничь на сырые камни, которыми был вымощен пол в винном погребе, задыхаясь от пережитого напряжения. Затем пополз к буфету, в котором Сара хранила баллоны с водой на случай ночных авианалетов, которые они всей семьей переживали в своем импровизированном бомбоубежище. Сделал несколько жадных глотков. Его сотрясал озноб, и одновременно пот ручьями лился по лицу и спине. Он глянул на свою рану на плече. Сквозь рубашку медленно сочилась бурая жидкость с примесью желтизны. Гной. Ему срочно необходима медицинская помощь, иначе может начаться общее заражение крови. Да, помощь необходима, вот только получить ее невозможно. Он ведь прекрасно понимает, что гестаповцы взяли дом под круглосуточное наблюдение. Будут пытаться засечь любого, кто решится переступить порог этого особняка.
Потом мысли Эдуарда перекочевали на Софию. Дай бог, чтобы она вместе с Сарой и Констанцией благополучно добралась до места. Он взглянул на старый, весь в трещинах, потолок, и перед его глазами заплясали разноцветные круги. Тогда он снова сомкнул веки и почти мгновенно погрузился в сон.
Конни была только рада, что всем руководит Сара. Они сели в вагон первого класса, и Конни тут же закрыла глаза, чтобы не видеть самодовольные физиономии двух немецких офицеров, сидевших напротив них. А вот Сара даже вступила с офицерами в вежливый разговор. Хорошо, что эта пожилая женщина сейчас рядом, подумала про себя Конни. Уже одно ее присутствие успокаивает. София тоже молчала, уставившись своими незрячими глазами в окно, за которым мелькали промышленные пейзажи парижских окраин и пригородов. Их поезд двигался на юг. Какая сейчас разница, уныло размышляла Конни, останется ли она в живых или погибнет? Минувшей ночью ее не просто изнасиловали самым зверским образом. Этот человек, который обращался с ней, как с животным, он надругался над ее душой. Чем она была для него? Мешок костей и мяса, не более… Такое унижение просто невозможно пережить.
