– Он к вам очень привязан, Эмили, – тихо заметил Жан.
– Знаю. И мне тоже он очень нравится. Конечно, пожить на время я могу взять его к себе, но…
– Понимаю, – согласно кивнул головой Жан.
Эмили поднялась со стула. Ей было неловко.
– Пойду поищу его, – сказала она и, выйдя из дома, направилась к виноградникам.
Всю дорогу она шла и размышляла над тем, что же на самом деле означает это ее «но», на которое она только что сослалась в разговоре с Жаном. Богатая, одинокая женщина, огромный дом, бездна свободного времени, которое можно посвятить осиротевшему мальчику. И потом, это же очевидно, что за последние несколько недель Антон привязался к ней, как к родной. Тогда в чем причина? Ведь едва ли она снова выйдет замуж. И детей своих у нее никогда не будет.
А причина проста. Она боится, и все тут. Ее страшит ответственность, которую придется взвалить на свои плечи, за судьбу ребенка, всецело зависящего от нее. Ведь взяв мальчика на воспитание, она должна будет руководствоваться весьма незатейливым принципом. Ребенок – это главное в ее жизни, а все остальное потом. Прямо противоположное правило тому, по которому строила взаимоотношения с нею ее собственная мать.
А что, если и из нее в итоге получится такая же черствая и эгоистичная мать?
От такой перспективы кровь стынет в жилах.
«Но я нужна мальчику… Ему нужна именно я», – мысленно повторяла она про себя.
Так готова ли она к этой новой для себя миссии?
Конечно, готова, утешил ей внутренний голос. Она ведь похожа на своего отца – все так говорят. А ведь отец не раз повторял ей, что радость от того, что ты кому-то нужен, во много раз перевешивает те трудности, которые переживаешь, когда уже тебе самому нужна чья-то помощь.
Внезапно до Эмили дошло, что если Антон изъявит желание остаться с ней, то это он окажет ей честь, а не наоборот.
Она углубилась в виноградники в поисках мальчика. Наконец заметила его. Антон отрешенным взглядом уставился на замок, белеющий вдали. На его худеньком личике застыло скорбное выражение. Внезапная волна материнской любви накрыла Эмили с головой. Решение было принято. Она пошла к нему навстречу, широко распахнув свои руки.
Заслышав ее шаги, Антон отвернулся в сторону, чтобы смахнуть слезы.
– Антон, мальчик мой! Как мне жаль… Как жаль…
Она обняла его и привлекла к себе. Через какое-то мгновение Антон осмелел и тоже обхватил ее ручонками за шею. Так они и стояли вместе, крепко обнимая друг друга, и слезы градом лились по их лицам.
Но вот плечи мальчика перестали сотрясаться. Эмили отерла слезы с их лиц полой своего кардигана.
– У меня нет таких слов, Антон, которыми я могла бы тебя сейчас утешить. Знаю, как сильно ты любил свою маму.
– Жак сказал мне сегодня утром, что смерть – это тоже часть жизни. Понимаю, мне нужно как-то постараться и принять все это как данность. Но пока мне трудно смириться.
– Жак – очень мудрый человек, – согласилась с мальчиком Эмили. – Антон, понимаю, что еще пока рано заводить речь о том, что дальше. Но если ты не против, я приглашаю тебя пожить у меня, хотя бы какое-то время. Будь другом и составь мне компанию. Одной мне в этом доме очень одиноко. А так рядом со мной будет мужчина, что уже само по себе выглядит заманчиво.
Мальчишка бросил на нее взгляд, полный изумления.
– Вы уверены?
– Абсолютно уверена. Так что скажешь?
– О чем мне думать? Обещаю, со мной у вас не будет никаких хлопот. И я стану помогать вам… чем смогу. Честное слово! – воскликнул Антон с чувством.
– Для меня важна твоя поддержка. Мы ведь с тобой оба сироты. Грустно, но это так.
– Да… Но что, если мне понравится у вас настолько, что я потом не захочу никуда уезжать от вас?
– Что ж, хоть одна хорошая новость у меня для тебя есть. – Эмили с улыбкой посмотрела на мальчика, снова привлекла его к себе и ласково погладила по волосам. – Можешь и не уезжать, если захочешь.
Вечером Эмили обнаружила на своем компьютере очередное письмо от Алекса.
Дорогая Эмми!
Рад был получить от Вас весточку. Не то чтобы я думал, будто Вы и сами не догадаетесь о том, что за человек рвется сейчас во Францию, размахивая пистолетом, чтобы потребовать обратно мою (замечу я в скобках) книгу, оказавшуюся для него столь ценной находкой. Что ж, такова натура этого человека, натура законченного подлеца и негодяя. Но, наверное, Вам станет спокойнее на душе, если я сообщу, что пока он здесь, снова вернулся в Блэкмор-Холл. И теперь я существую, подобно бедняжке Моне Лизе в бронированном ящике, в ожидании того момента, когда он снова умчится куда-нибудь прочь. Готов поспорить, что он уже начал зализывать свои раны и наверняка смотался в Лондон, чтобы поклясться в вечной любви Белле. (Простите, ради бога!) В остальном же скажу так: в доме очень одиноко. Такое тотальное, всеобъемлющее одиночество… Порой я ловлю себя на мысли, что мне не хватает всех этих бурных сцен с руганью и угрозами, которые закатывает мне брат, когда он здесь. Но одновременно я пребываю в постоянном напряжении в ожидании его очередного внезапного возвращения с последующими набегами на мое жилье. А потому я продолжаю прорабатывать свой план, о котором рассказывал Вам в предыдущем письме. Как я уже упоминал, мои «детки» в настоящий момент процветают. Дела у них идут настолько успешно, что я оптом продал их другому покупщику, предложившему мне за них на торгах наивысшую цену, и выручил за эту сделку очень даже кругленькую сумму. (САМО СОБОЙ, НИ СЛОВА ОБ ЭТОМ ВАШЕМУ УЖЕ ПОЧТИ БЫВШЕМУ МУЖУ!) Скажу так: вырученных денег мне с лихвой хватит до конца моих дней на то, чтобы наслаждаться поеданием фуа-гра. А заодно и купить себе что-то менее изолированное, что позволило бы мне хоть изредка общаться с другими людьми. Сейчас я просматриваю предложения по продаже квартир, расположенных на первом этаже, в центре Йорка. Йорк – очень красивый городок. Один кафедральный собор чего стоит! Прекрасное и величественное сооружение.
Наверное, Вы удивитесь столь скоропалительному решению и полному моему отказу от того, что я заявлял Вам раньше. Дескать, никуда я из Блэкмор-Холла не уеду. Никогда! Но, к моему превеликому сожалению, приходится констатировать, что совместное владение имением с моим братцем ничего, кроме огорчений, лично мне не принесло. А то самое примирение с Себастьяном, на которое так надеялась наша бабушка, выражая свою последнюю волю, – оно так и не состоялось. И я отлично понимаю, что не состоится оно и в будущем. А потому ради нашего же с братом блага я решил в конце концов согласиться с требованием Себастьяна и продать Блэкмор-Холл. Но есть одно досадное обстоятельство, о котором я, возможно, и не упоминал ранее. Насколько мне известно, Себастьян уже успел заложить свою часть дома в банке, и на данный момент за ним числится огромный долг. Предполагаю, что банк сейчас прессует его по полной, требуя возврата задолженности. Вот почему ему позарез нужно как можно скорее продать дом. Представляю, как он обрадуется, когда я сообщу ему о своем решении. Наверное, наступил момент разорвать нам с ним наши братские узы навсегда и дальше идти каждому своим путем.
