Еще вчера Костя присмотрел в одном из салонов, где они с Селимом к обоюдному удовольствию потрещали «за жизнь», стеллаж с подборкой редких книг. Было там собрание и об истории искусства, и на отдельной полке несколько иллюстрированных изданий, которые стоили как крыло от самолета. И уж если жизнь дала возможность подержать их в руках и полистать, Костя не тот, кто отказывается от столь заманчивых предложений.
С комфортом расположившись на одном из белоснежных диванчиков, Лисовский с головой ушел в созерцание и просвещение. Время от времени он переворачивал страницу, делал маленький глоток воды и устремлял невидящий взор перед собой. Секунда, другая, и он вновь возвращался к чтению.
Когда его слуха коснулись первые, только-только набирающие силу ноты знакомой с детства мелодии, Костя подумал, что ему померещилось. Тряхнув головой, будто отгоняя наваждение, он захлопнул книгу и решил: определенно, пора отдохнуть, а то уже глюки. Но невидимый музыкант продолжал играть, инструмент под умелыми пальцами звучал все увереннее. Заинтригованный Костя вернул книгу на полку и, тихо ступая по мягкому ворсу, пошел на звук.
Нет, то, что в этой плавучей сокровищнице обнаружились клавишные, его ничуть не удивило. Гораздо больше Костю занимала личность, сумевшая заставить его сердце сладко замирать в до-диез миноре. Замирать и откликаться, резонировать с каждым надрывным аккордом. Он слышал эту сонату десятки раз, сколько бессонных ночей он провел за созданием своей «Призрачной Камиллы», прокручивая на повторе бессмертное произведение гения.
Лисовский усмехнулся: женщины – как хрупка и ветрена их природа. В его жизни тоже оставила след своя Джульетта Гвиччарди. Только после встречи с хозяйкой теперь уже его наглого, но любимого кота Тони Костя вновь поверил, сумел рассмотреть и примирился. Есть и другие – преданные и верные, с которыми не страшны любые демоны, как внутренние, так и внешние.
Есть, конечно есть, нужно лишь не ошибиться с выбором.
К тому же, что бы делал мир и его гении, не существуй в нем жестоких или легкомысленных муз? О, они, несомненно, нужны! Чтобы разжигать страсть и безумство, чтобы создавать шедевры, чтобы… ценить. Ценить настоящее чувство, когда придет время и мужское сердце закалится в горниле разного рода влечений.
Кто знает, что именно внесло большую лепту в особенное восприятие настоящего момента Лисовским. Была ли это заслуга нетривиальной обстановки или чудодейственная магия раннего утра, или разогнавшееся до пределов сознание, вот уже длительное время лишенное полноценного отдыха? Так или иначе, но именно сегодня, сейчас, Костя ощутил эту мелодию по-новому, будто многослойный бутон цветка наконец-то раскрыл перед ним последние лепестки, открывая самую сердцевинку. Нежный, беззащитный, такой прекрасный в своей искренней чистоте.
Прикрыв глаза, Костя долго стоял и просто слушал, не решаясь миновать проем в соседнее помещение. Вдруг видениями реальности спугнет тончайший шлейф эмоций. Что там его ждет, точнее, кто?
И вот когда подернутая скорбью лирика, так и не сбывшиеся мечты, красной линией следующие за пальцами исполнителя, окончательно развеялись в прах, Костя сделал последний шаг. Там в ореоле света за роялем сидел белокурый ангел. У Лисовского даже дыхание на миг перехватило – он уже встречал этого ангела. Только если тогда образ показался ему карающим, то теперь его встретил настолько возвышенный лик, что Косте отчаянно захотелось преклонить колени.
Девушка продолжала играть, не замечая ничего вокруг, погруженная в себя, в собственные переживания. Дорого бы он дал, чтобы узнать, какие мысли ее сейчас терзают, какие обуревают эмоции, попробовать их на вкус, прожить их вместе. Ее изящные пальцы легко порхали над клавишами… Дежавю!
Перед Костиным внутренним взором сливались в единое две картины: день и ночь, свет и тьма, золотистые лучи и лунное сияние, клавиши музыкального инструмента и клавиатура ПК. Их объединяло одно – ее пальцы продолжали творить волшебство вне зависимости от контекста, необъяснимо, но он это чувствовал.
Так, наверное, бывает, когда два приемника настроены на передачу одних и тех же частот. Весь мир может звенеть и захлебываться в какофонии, а родственные души поймут друг друга без искажений, даже не обратив внимания на другой диапазон волн. Они вне зоны их слышимости. Изи[15].
Он притерся плечом к косяку и неотрывно следил за разворачивающейся историей, на губах Лисовского играла загадочная полуулыбка. Теперь в мелодии преобладали легкие интонации, так точно иллюстрируя картинку Кости, где свет и тени игриво сплетались между собой. Влюбленность, безудержное счастье и энтузиазм – он знал, это не продлится долго, но все равно без остатка растворялся в чувствах. Небольшая передышка, и буря, ворвавшаяся в финал.
Накал эмоций пронизывал каждую клетку, остро соприкасаясь со ставшими невероятно восприимчивыми нервными окончаниями. Яростно, гневно, здесь уже и в помине не осталось места страданиям. Костя сжал кулаки и усилием воли смиренно дожидался окончания драмы, он стойко перенесет выпавшее на долю тяжелое потрясение, о его жалобах небу никто и никогда не узнает. Бушующий океан разделят на троих создатель, пианист и их преданный слушатель. Это станет их общей тайной. Ни уязвленное самолюбие, ни бессильное отчаяние – ничто из этого не проникнет за внешний круг. Стремительные пассажи омоют, очистят душу, подарят исцеление и возможность на безболезненный вздох. Так вовремя, такой нужный.
Столкновение кипящей страсти и суровой действительности в любой из существующих эпох – казалось, эта музыка не утратит актуальности в каждое столетие каждого из миллениумов. Бессмертный гений композитора заключался в том, насколько точно он сумел дешифровать алхимию непроявленной вселенной в язык, доступный тем, кто готов услышать.
Воспоминания, путь, след ярко горящей кометы. Во что она превратится? В пыль или в путешественницу, что все же сумеет навсегда покинуть Солнечную систему. Лишь немногие смогут изменить свою орбиту, большинству не дано растратить собственного вещества, приблизиться к Солнцу и образовать хвост.
Что лучше? Какую жизнь выберем мы?
Вызов обстоятельствам и яркий факел, который либо поглотит, либо подсветит новый восход, или исследованную предшественниками траекторию, изученную и надежную?
Каждому из нас дана свобода, каждый взвешивает ее целесообразность на личных весах. Любая из чаш достойна уважения, ведь именно она – колыбель развития души. Единственно верного.
Лисовский выдохнул: все же Бетховен – гений! Господи, благодарю тебя за это утро, эту возможность дышать, чувствовать и внимать твоему великому замыслу. Благодарю за прошлое, настоящее и будущее! Благодарю за жизнь.
Тонко сотканные интонации мягко завершили полет, оставляя звенеть тишину после себя. Пронзительную, неприкосновенную, вибрирующую. А чуть позднее раздались самые искренние за все существование этой яхты аплодисменты. Одинокие и в то же время способные перевернуть неравнозначные колбы песочных часов, дабы вернуть счет песчинкам внутри. Зарядить их на другой полюс.
