В заднице у поэта ничего не нашли. Когда он вышел из-за ширмы, две девушки в форме выдавливали пасту из его тюбика и разламывали таблетки из аптечки… И он вдруг подумал: они ничего не знают!
Нет, ну правда: при чем тут таблетки?
Таблетки унесли на анализ. Офицер, явно старший здесь, внимательно смотрел на Савельева, сидя чуть поодаль, и Савельев позволил себе встретиться с ним взглядом. И улыбнулся, и вздохнул счастливо: нет, они ничего не знали!
Это была просто проверка!
С какой стати эта проверка, Савельев не хотел и думать. Какая разница? Главное: никто тут ничего не знал — ни про убитого инвалида по фамилии Мельцер, ни про мародерство. И женщина из прошлого, которую он трахнул из принципа, ничего не заявляла в полицию.
Он все рассчитал правильно.
Савельев был чист, и мало ли кому чего привиделось!
Через десять минут заметно озадаченные сотрудники безопасности отпустили подозрительного пассажира — и быстро провели его через все пограничные формальности.
Савельев сидел у иллюминатора, глядя на последние хлопоты техников у крыла, и в душе его стояла пустота: совсем ничего не было там, зеро. Общее сальдо, впрочем, позволяло считать поездку удавшейся: он был жив и на свободе. Он победил, победил!
— Победа, — выговорил он, закрепляя ощущение.
С этим утешительным сальдо Савельев и полез в дорожный рюкзачок за полетными наглазниками: едва напряжение отпустило, его сморило насмерть. Спать, спать… Какое счастье!
Уже устраиваясь поудобнее с нашлепкой на глазах, уже проваливаясь в дрему, Савельев подумал, что все это и был сон — и кошмар той январской ночи, и жизнь в полуобмороке, и эта поездка… Странный отель, призрак с выломанной глазницей, женщина из прошлого…
Но невыключенный айфон блямкнул из реальности, и, вздохнув, путешественник полез на ощупь в карман рюкзачка: выключить машинку. И, на автомате, поднял наглазник, открыл письмо.
Письмо было от Ляшина: «Отпустили тебя? Хорошего полета».
И смайлик.
Тут же блямкнуло второе: «Это была борьба с террором, зема. Чтобы ты помнил себя». И следом третье: «Приезжай на палку».
— Ата бесэдер? — спросил на иврите участливый человек из соседнего кресла, и Савельев догадался, что только что застонал в голос.
— Аre you OK? — переспросил сосед.
— O’кей, — ответил Савельев.
Он отключил айфон, откинулся в кресле и надвинул на глаза тряпицу. Грудь его тяжело вздымалась.
Самолет дрогнул и пополз в сторону взлетной полосы.
Эпилог
Когда время песка, скрипя, поворачивается вспять
и нашаривает рука обезумевшие часы,
не спеши перейти рубеж темноты. Возвращайся в сон.
И не спрашивай у песка, почему он шуршит — в тебе.
Когда время воды придет колотиться в твое окно,
отгрызать обреченный пляж и трясти балконную дверь,
пришлеца ты в лицо узнать не пытайся — сойдешь с ума.
И не спрашивай у воды, далеко ли отсюда Стикс,
Но попробуй уснуть опять. Время света к тебе придет,
белый город встанет вдали, чтобы сниться теперь всегда.
Вдоволь воли, запас воды, бесконечный счастливый день…
И не спрашивай у небес, не напрасно ли это все.
Там Мельцер (1967–2013)
Перевод с иврита Олега Савельева
2014–2016
