— Мирослава, — наконец покачал головой он. — Так дело не пойдёт. Приходите ко мне сегодня после шести, я натаскаю вас индивидуально.
Я такая наивная была, что обрадовалась. И визитку с адресом взяла. Мне, как сироте платили социальную стипендию, но денег не хватало, и я целилась на повышенную. Все зачёты нужно было сдать впрок. И вечером к нему пришла. Домой, дура. Нынешняя Слава вспоминает поступки прошлой с грустным недоумением — разве можно быть такой наивной? Но именно в тот вечер моя школа жизни и началась.
— Вина? — спросил он.
— Нет, что вы, — испугалась я. — я вообще не пью.
Я была совершеннолетней уже, но алкоголь не понимала и не любила. Конспекты достала… Он сзади стоит, а я объясняю ему задачу, глупышка. Когда руку на талии почувствовала, вздрогнула. Насторожилась, но ещё не поняла. А он…юбку мне задрал наверх. Тогда я поняла. Закричала, дернулась, чуть не упала ударилась об стол.
— Самый лёгкий способ получить зачёт, — хмыкнул тот, после которого я научилась правилам игры под названием жизнь.
— Нет, не нужно, — попятилась я. — Я лучше ещё поучу, отпустите меня, пожалуйста.
Побежала. Добежала до дверей кабинета, выйти не успела. Схватил за волосы, потянул назад. Я вырвалась, но он был так силен…
— Сама пришла. Хватит ломаться…
Коленом мне ноги раздвинул. На меня накатывала паника. Страшно было, не передать как, думала, если коснется меня там, внизу, я умру. Прямо тут же, сразу. И тогда я увидела её — статуэтка. Мудак историю преподавал, его квартира была полна книг, картин, статуэток… Она упала в пылу моей борьбы и лежала на полу совсем рядом. Небольшая, но увесистая. Я схватила её и ударила мужчину по голове, не целясь даже. Но обмяк он мгновенно, упал на на меня всем весом. На мою щеку капнула кровь — поранила я его сильно. Закричала, выбралась из-под его тела. Нужно было пощупать пульс, вызвать скорую, что угодно, но я испугалась.
Склонилась сначала над ним, проверяя, жив или нет, вспомнила, что можно зеркальцем дыхание проверить, закружилась вокруг. Трогать его я боялась, казалось, склонюсь сейчас, чтобы увидеть, вздымается грудная клетка или нет, а он оживет. Схватит меня цепко за руку, и потащит за собой, как злой паук глупую муху, и второго шанса вырваться просто не будет.
Я просто убежала. По улицам ушла, даже особо не понимая куда иду, брела вслепую, страх ослеплял. Сколько я так бродила, не помню, дорога почти не отпечаталась в памяти. Когда добралась до общежития, меня уже ждали. Посадили в полицейский уазик под любопытными взглядами и увезли.
— Ну что, милая, — спросил следователь. — Сидеть будем?
Я думала убийство. А дело было в другом. Статуэтка. Я убегая, даже не заметила, как в карман толстовки её сунула. А стоила она, мама дорогая…
— А есть варианты? — устало спросила я.
— Варианты всегда есть. Но тут причинение вреда здоровью, кража в особо крупных… Не завидую.
— Я бы тоже себе не позавидовала.
Он смотрел на меня так же, как преподаватель. Но я не верила больше. Статуэтка семьсот тысяч стоит, ради моих прелестей он дело не замнет. Воспользуется просто… Тогда я уже начала постигать жизнь.
Дверь открылась и вошёл мужчина. Крупный, светлые волосы, взгляд, как у хозяина жизни. По мне мазнул взглядом, бросил папку с документами следователю на стол, сел, закурил. Я посмотрела на него устало, ничего хорошего уже не ждала и правильно сделала.
— Семьсот тысяч, — покачал следователь головой, поздоровавшись с вошедшим. — Ты бы и за пятьдесят лет не отработала.
— По тысяче сто шестьдесят рублей шестьдесят шесть копеек в месяц, — ответила я, терять было уже нечего. — Потянула бы даже с пособия по безработице.
— Слишком наглая, — вздохнул следователь.
Мне не до него было — предстояла встреча с раненым преподавателем, допросы, суд, а потом — тюрьма. Но именно тогда на меня посмотрел мужчина, вошедший гость.
— Левшу кто написал? — спросил он.
— Лесков.
— Корень из девяносто восьми?
— Девять целых восемь десятых. Наш допрос будет проходить в такой форме?
— Наглая, — снова повторил следователь.
Мужчины переглянулись.
— Зато умная.
— Была бы умная, тут не сидела бы.
— Опыт дело наживное. Выйди, — сказал следователю и ко мне повернулся. — Меня Виктор зовут. Если на меня работать пойдёшь, я тебя отсюда заберу…
Забрал. И даже трахаться ни с кем не заставлял. Поначалу… Ему импонировали бабы, у которых кроме сисек мозги есть. Проституция — слишком мелко. Красивая и умная женщина может быть незаметным оружием, вкладывая нужные мысли, а порой и откровенно подставляя. Завязла я крепко.
А потом жизнь привела меня к Давиду. Теперь я сижу в битой машине, закрывая собой нашего ребёнка от журналистов, что почти лезут в окна. Думаю о том, что не достойна его. Слишком грязная была жизнь. Поздно отмывать. И Давид про меня словно забыл.
— Что вы теперь будете делать? — кричит одна из журналисток.
— Восстанавливать справедливость, — спокойно отвечает Давид. Он говорит негромко, но все замолкают прислушиваясь. — Боюсь, мне одному не справиться, но мой хороший друг и наш дражайший губернатор, Гараев Михаил Владимирович, мне в этом поможет. Когда-то он клялся искоренить преступность в этом городе и вместе, рука об руку, мы справимся, не так ли, господин губернатор?
Смотрит в камеру. А потом вдруг — на меня. Про меня он не забыл. Он все помнит, хорошо ли это, плохо ли… Кивнул. Сквозь толпу пробился Вова. Залез в автомобиль, сел, хрустя битыми стёклами, дал назад, вынуждая толпу расступиться.
— Увезу вас отсюда.
Сын, смотревший на выступление Давида, как завороженный, хоть я и пыталась его от чужих глаз скрыть, вдруг ко мне повернулся.
— Я знаю, кто такой Давид, — сказал он. — Президент!
Глава 49
Давид.
— Спасибо за людей.
Мы с Шерханом по телефону говорим, а сам я смотрю вглубь своей квартиры, где сидит с книжкой Сережа, а над ним, склонившись губами почти к самой макушке, шепчет что-то Слава.
