– Что здесь происходит? – спокойно спросил он. – Объяснитесь немедленно.
– Эта дура… чуть не убила Аньес… и хотела… убить… маму… – еле проговорила Виржини, глотая слезы, и снова разрыдалась.
Жюль недовольно поморщился. Истерики средней дочери давно его утомили.
– Не неси чушь, Виржини. Габи, что происходит? В коридоре на меня вылетела перепуганная Рамона и сказала, что тебя тут убивают, и чтобы я немедленно тебя спасал.
Бешенство в глазах Габриэль сменилось усталостью, но она нашла в себе силы улыбнуться:
– Привет, пап. Ты же знаешь, что тетя Рамона все преувеличивает, когда испугается.
– Хорошенькое дело! – взревела Ирэн. – А мнения супруги и дочерей тебе не интересны?
Жюль нахумрился и сказал то, чего никогда не говорил за все годы совместной жизни:
– Заткнись, Ирэн. Просто заткнись по-хорошему. Если ты не заметила, объяснения одной из наших дочерей я сейчас и прошу. А если забыла, напоминаю, что дочерей у нас целых три.
– После того, что это тварь тут устроила, у меня их две! – рявкнула Ирэн, не желая сдаваться без боя.
– Насчет «целых трех» я бы не была так категорична, – вздохнула Габриэль, размазав ладонью стекающую по щеке тонкую струйку крови и выразительно глядя на Аньес, которая уже успела заползти на диван и лежала там с видом умирающей. – Прости, пожалуйста, я не сдержалась и подралась с Аньес.
– И по какому поводу вы подрались?
– Я тебе покажу кое-что. Все остальные это уже видели. И поддержали Аньес.
Габриэль вывела запись с комма на голоэкран. При просмотре лицо Жюля мрачнело все больше и больше.
– Вообще я пришла просто поговорить, – сказала Габриэль. – И задать Аньес ровно один вопрос: почему она, если уж так ненавидит меня, не разберется со мной лично, а дерется с моей супругой, оскорбляет ее и угрожает расправой? В ответ я получила обвинения в том, что позорю семью и промотаю вверенные мне средства в первые же сутки. При том, что мне еще никто ничего официально не вверял.
– Понятно, – кивнул Жюль. – Чем закончился ваш разговор?
– Разговора как такового не вышло, все закончилось скандалом и оскорблениями в адрес Флёр, которые я отказываюсь повторять. Когда я вступилась за Флёр, Аньес попыталась выцарапать мне глаза, в чем не преуспела, – Габриэль снова размазала кровь по щеке. – Разумеется, мои слова – это только мои слова. Мне нечем их подтвердить, камеры выключены, и единственное, чему ты можешь верить – это мое честное слово. Одно против трех.
Жюль устало улыбнулся:
– Я тебе верю, Габи. Мне достаточно уже одного того, что я видел на записи. Ты все правильно сделала.
– Жюль, не сходи с ума, – снова попыталась встрять Ирэн. – Ты не видишь, как ее распустил? Все твое состояние улетит в никуда, если ты сделаешь ее своей единственной наследницей.
– Я уже велел тебе заткнуться, Ирэн, – устало сказал он. – И мне уже до головной боли надоела вся эта грызня за наследство, при том, что я жив и не собираюсь умирать. Аньес, я не буду напрасно сотрясать воздух словами о том, что мне за тебя стыдно. Тебе уже давно нет до меня никакого дела, ты старательно печешься только о моих деньгах. Но именно из-за тебя семью Картье считают сумасшедшими богачами, вытирающими обо всех ноги. И даже моя работа не может этого уравновесить. Так что если кто тут и позорит нашу семью, то только ты. Мне сейчас нисколько тебя не жаль. Все эти годы ты измывалась над сестрой и получила от нее по заслугам. Итак, если вы не хотите понимать по-хорошему, буду разговаривать с вами, как вы того заслужили. Ирэн, ты говоришь, что у тебя две дочери? Что ж, ты этого и раньше не скрывала. Отлично, в таком случае у меня дочь одна. И, раз уж матери у нее нет, она унаследует все, что оставит ей отец. Аньес и Виржини унаследуют то, что оставишь им ты. Этих средств им хватит, чтобы ни в чем не нуждаться до конца жизни и даже не работать. Считаю это справедливым. Кажется, мое время писать завещание все же пришло. Что ж, значит, пора.
– Я его оспорю! – прошипела Ирэн.
– Тебе не тягаться с Эмилио Агилерой. Я говорил с ним об этом недавно, и он с радостью согласился помочь. Профессор Агилера – лучший юрист на Сомбре.
– Он не единственный! Ради такого я и к Алеку Враноффски на поклон пойти могу.
Жюль лишь иронично усмехнулся:
– Ирэн, тебе следовало бы почаще интересоваться, с кем общается Габи. Иначе ты бы не принимала столь поспешных решений. Габи вхожа в Дом Враноффски на правах друга семьи. Увы, но в этот раз твоя нелюбимая младшая дочь переиграла тебя на твоем же поле. Ах да, забыл, что у тебя только две дочери. Что ж, тогда поражение от постороннего человека будет не таким обидным. Это все, что я хочу сказать тебе, Аньес и Виржини.
Повисла пауза, которую нарушила Габриэль:
– Если ко мне у тебя вопросов больше нет, я пойду. Флёр дома с ума сходит от беспокойства.
Жюль тепло посмотрел на дочь:
– Тебе не стоит возвращаться одной в таком состоянии, Карин, – он назвал ее вторым именем, как всегда в особо важные моменты. – Я тебя подвезу.
16.
Ари и Селина уехали, и Флёр снова осталась одна. Ей было неспокойно. Она уже несколько раз проверила, надежно ли закрыта входная дверь, и все время поглядывала на монитор, куда выводилось изображение с камеры. Когда там появился кар и остановился у дома, Флёр невольно потянулась за табуреткой. Но из кара вышла вполне живая Габриэль с пластырем на щеке, а вместе с ней – Жюль Картье. Флёр кинулась открывать.
Жюля Картье она не раз видела в прессе, да и семейное сходство между ним и Габриэль было очевидно. Вот только на головидении появлялся решительный и жесткий хозяин фармацевтической империи, а сейчас на пороге стоял просто немолодой мужчина с мягкой грустной улыбкой. Флёр шагнула навстречу и, слегка стесняясь, взяла его за руки:
– Спасибо, что подвезли Габи.
Сейчас Флёр видела, что Габриэль едва держится на ногах. Свет дневной, там что – побоище было? Жюль горько вздохнул:
– Хотя бы это я могу сделать.
– Это уже много, – убежденно сказала Флёр. – Габи, что у тебя со щекой?
Габи зло усмехнулась:
– Аньес решила, что без глаза мне будет лучше. У меня было другое мнение по этому вопросу.
– Да я ей самой… улучшу что-нибудь, если еще раз появится! – с внезапной яростью проговорила Флёр. – Да – ты ее, надеюсь, не убила? Не то чтобы я за нее переживала, просто неприятности с законом нам точно не нужны.
– Я ей нос разбила. Ну и пару синяков на лице оставила. Не то, чтобы я была этим горда, но Аньес говорила такие помойные слова, да еще все ее поддерживали… пока папа не приехал.
Флёр перехватила печальный взгляд Жюля. Она и раньше понимала, что в семье у Габи все плохо, но и представить не могла, что настолько. Словно в ответ ее мыслям, Жюль проговорил:
