Однако рок-звезда смутилась и хлопнула себя по лбу:
– Лихорадка нордиканская! Простите, я вообще не думал, как это выглядит со стороны! Я был увлечен только песней, думал только о ней и вашей партии в ней и несся как бешеный, чтобы поскорее обсудить ее с вами.
– Моей… что?
– Я расскажу! – в глазах Алена загорелся безумный блеск, который Флёр привыкла видеть у людей, фанатично преданных своему делу. Такие умрут, если прямо сейчас не расскажут, что им только что пришло в голову.
– М-может… эээ… зайдете? А то вечер уже. Прогноз обещает похолодание, а на улице и так уже промозгло. Не хотелось бы вас морозить. Да и себя тоже.
Ален прошел в прихожую, тяжело опираясь на трость. Присел на низенькую тумбочку, служившую табуретом. Ногу он не сгибал вообще, и разуться стоило бы ему больших усилий. Флёр спохватилась:
– Ой, у меня же есть стул повыше, может быть, так удобнее?
– Если вас не затруднит, – Ален грустно вздохнул. – Сегодня влажно, и мой барометр сразу же дал о себе знать, – он кивнул на свою ногу.
– Конечно, не затруднит! – Флёр быстро метнулась в гостиную, принесла стул и подставила руку, чтобы гость мог пересесть. – Если нужно, я могу что-нибудь поискать в аптечке. Моя будущая супруга – врач, я не во всех ее закромах разбираюсь, но базовое она мне показывала.
– Нет необходимости, – Ален поднялся. – Это хроническое. Угораздило же родиться с непереносимостью вакцины от болотной лихорадки и подцепить именно ее. Спасибо, что вообще жив остался. Впрочем, к черту терранскому жалобы на здоровье. Говорю официально: я приехал предложить вам совместный проект. Видите ли… я хочу включить в свой альбом песню о подвиге сомбрийского космофлота. И о людях, которым есть, чем дорожить. И эту песню я написал буквально вчера. Я вам дам посмотреть текст и послушать предварительную мелодию. Я хочу дуэта, и мне нужен голос оперной певицы. Ваш голос. Я не знаю, почему вы покинули Терру и оказались здесь, – Флёр замерла, – но знаю, что Терра проморгала удивительный бриллиант. Выбросила, приняв за стекляшку. Окажите честь, сделайте так, чтобы бриллиант вашего голоса засиял в оправе сомбрийского патриотизма. Поймите меня правильно, я не хочу превращать искусство в дешевую пропаганду. Я хочу сделать хоть что-то для своей… нашей нации, подарить ей песню, которая станет данью уважения к подвигу погибших сомбрийских солдат, которой можно будет подпевать с гордо поднятой головой.
Его глаза горели, голос немного дрожал. Да, это был пламенный сомбрийский патриот… и все же Флёр чувствовала, что здесь ей опасаться нечего. Он знает о ее происхождении, и его это не смущает. А впрочем… к черту. Она сомбрийка. Ее собственный голос немного дрогнул, когда она ответила:
– Почту за честь, мсье Шейно… может быть, я буду звать вас просто Ален?
Он улыбнулся открыто и ясно.
– Я только что хотел сказать вам – зовите меня Ален. И, кстати, розовые букеты с карточкой и буквой «А» были от меня. Мне нравится ваш голос, я давно мечтал спеть с вами дуэтом, хотя сферы интересов у нас несколько разнятся, но искусство – это такой калейдоскоп, оно делает возможным все. Так что сегодня я набрался наглости и пришел просить.
Флёр рассмеялась:
– Знаете, Ален, не все исполнители классики – высоколобые эстеты, которым все, что младше тысячи лет – не музыка. «Этуаль Верт» мне, между прочим, нравится, хотя я не очень многое слышала. Другой вопрос, что у меня совсем нет опыта работы с рок-группой, это ведь не совсем то, что с оркестром…
После третьей чашки маринесского чая они окончательно стали «Ален» и «Флёр» и живо обсуждали, как сделать симфоническую обработку рок-композиции. Текст песни Флёр очень понравился. Мощный, но напрочь лишенный претенциозности, свойственной иным патриотическим песням. В паре мест Флёр внесла поправки, сказав, что не сможет адекватно это спеть, и Ален отчаянно заизвинялся. Он вообще оказался отличным парнем, с рафинированным чувством юмора и заразительным смехом. И когда он предложил прямо сейчас попробовать спеть то, что получается – «Я с ума сойду, если не услышу, как это звучит!» – Флёр охотно согласилась. Она прекрасно знала такой тип людей – бешеные творцы, одержимые тем, что они создают.
Финал дуэта застала вернувшаяся домой Габриэль. Причем вошла она как раз на самой высокой ноте.
– Слава солнцу, дома нет хрусталя, – усмехнулась она.
– Что? – одновременно спросили Флёр и Ален, с трудом осознавая, на каком они свете – песня захватила обоих.
– Ну как… я где-то читала, что от особо высоких нот бьется хрусталь. Кстати, любовь моя, это правда вообще?
Тут она хлопнула себя по лбу. В точности как недавно Ален.
– Простите, я далеко не всегда такая хамка, которая не здоровается. Просто на ногах от усталости не стою. И вообще, я точно не сплю? А то у меня… то есть, теперь у нас с Флёр дома не каждый день дают концерт рок-звезды… правду сказать, вообще не дают, вы первый. Я знаю, что вы – Ален, а я – Габриэль.
Она обменялась с Шейно энергичным рукопожатием.
– Я вас, кажется, где-то видел, – задумчиво произнес Ален.
– Знать бы, где, – не менее задумчиво произнесла Габриэль. – Я тот еще ходок по рок-концертам. То есть, не поймите превратно, мне нравятся ваши песни, но в последний раз я была на вашем концерте два года назад, у нас как раз выпуск из Академии с летними карнавалами совпал. Но запомнить меня тогда вы точно не могли физически. Там была такая толпа!
– Выпуск? – Ален был явно ошарашен. Со своей ранней сединой Габриэль смотрелась старше. Впрочем, на взгляд Флёр, ее это ничуть не портило.
– Мне двадцать пять, – улыбнулась Габи. – Кстати, а что это вы пели? Мне очень понравились последние строки. Про «тех, что незримо стоят на страже»…
– Ален пришел просить меня спеть дуэтом… – начала было Флёр, но Шейно вклинился сам и рассказал, чему посвящена песня.
Габриэль медленно вдохнула. Еще медленнее выдохнула.
– С-слушайте… это замечательно. Только… можно я попрошу вас об одолжении? Я принесу из кабинета большой лист бумаги, вы ведь на нем распишетесь? Понимаете, одна моя подруга– большая фанатка вашего творчества с подачи своего однокурсника. Ребята – курсанты Академии Космофлота. Они на ваш последний концерт не попали, там у нас все строго. Переживали ужасно. Вы ведь напишете ей на этом листе какое-нибудь доброе пожелание, ладно? А то я не представляю, что будет, если Эжени узнает, что у нас был сам Ален Шейно, а мы у него автограф не взяли!
И она быстро метнулась в кабинет.
– Твоей избраннице не понравилось? – обеспокоенно спросил Ален. – Или… я что-то сделал не так?
Флёр долго смотрела на него.
– Габриэль – старший медик на «Сирокко». Это они разоблачили терранскую диверсию.
Ален практически не изменился в лице, только зрачки его глаз сильно расширились.
