– Вообще рехнулся?! Отпусти! Что за…
Пристегнул, не обращая внимания на мои дерганья, двойным ремнем, хлопнул дверцей так, что я на секунду оглохла. Со злым выдохом сел на водительское место.
– Тебе нужны острые ощущения? Так?
– Да что ты знаешь о моем вечере! О моем настроении!
Кажется, он знал больше, чем достаточно.
– Хочешь, чтобы сегодня твоей щеки коснулось крыло смерти? Я покажу тебе.
Никогда я не видела его таким. Нет, тогда в постели я знала, что отказывать ему бесполезно, что тот, кто зовется Крейденом Форстоном, никогда не отдает бразды правления в чужие руки. Он не Итан, ждущий чужой инициативы, этот, если что-то решил, то покажет тебе «по полной».
– Развяжи! Выпусти!
Непробиваемый.
– Сиди. Наблюдай.
– Ты псих!
Я беспомощная, бесполезная. Я просто сарделька, обтянутая перекрестным ремнем безопасности, а за рулем… А знала ли я на самом деле того, кто сидел за рулем? Взгляд холоден, руки на руле.
Завелся мотор.
Вдоль Кантон-Пита шел горный серпантин.
Шины машины визжали на поворотах, меня на каждом из них вжимало то в дверцу, то кренило в сторону водителя. Ни звука, ни ползвука! Не покажу этому идиоту, что боюсь быстрой езды. Не дождется ни молитв, ни визгов! Не на ту напал! Однако, когда колеса зависали над пропастью, меня начинало мутить. Еще раз влево… Вправо… Влево… Черт, кажется, он водит еще лучше, чем трахается… Если это возможно. Сумасшедший драйв, беспредел там, где выше сорока километров в час нельзя.
– Хотел удивить?! Я знала, что ты… хорош… Не выйдет!
Плохо, не нужно зубоскалить не вовремя. Но бешенство прорывалось наружу и у меня. Как он посмел меня связать?
Поворот, поворот, поворот… Вот и прямой отрезок шоссе. Покачались, поболтались и все? Однако автомобиль продолжил разгоняться.
Черт, что происходит?
Настоящая паника подступила к моему горлу тогда, когда мы, миновав запрещающий стоп-щит, свернули на закрытую для транспорта трассу.
Там впереди доживал свой век старый поврежденный мост. Обрушившиеся частично опоры; высота под оставшейся частью почти двести метров – полное свободное падение вниз.
– Нет…
Вот теперь мой страх был настоящим.
– Не надо, не делай этого!
Сел даже голос.
Сюда иногда приезжали трюкачи-смертники – несколько человек в год. Иногда даже с друзьями, снимали все это на камеру. Убились те смертники все до единого, никто испытания выдержать не смог.
– Крей! – теперь я сипела, будто ремень передавил мне не грудину, но горло.
«Пожалуйста, нет…»
Ни у одной машины, ни у одного мотоцикла не хватило скорости. Я помнила те ролики – груды металла внизу, масса крестов по обочинам. К некоторым до сих пор носили свежие цветы.
– Крей!
Я уперлась ногами в коврик, попыталась выгнуться дугой, будто это чему-то могло помочь – мы въехали на мост. Впереди первая дыра-обрушение. Физика властна над всеми объектами, нам не хватит разгона, мы полетим вниз.
– Смотри. Чувствуй.
Самые жесткие слова, которые я слышала в жизни. Разгон такой, что меня вдавило в сиденье…
– Не надо…
Его бесполезно просить. Все бессмысленно. Холод в конечностях, холод в мозгу. Мгновенно выветрилось пиво, взорвала мысль о том, что я не попрощаюсь с отцом.
– Не надо… – я была готова заплакать.
А спустя секунду и бешеный рев мотора… мы полетели.
Мозг в моменты стресса теряет одни детали, замечает другие. Немой крик застрял в моем горле; машина парила. Под нами пропасть, над нами небо – сейчас мы рухнем. Приборная панель, мужские руки на руле. Свело от ужаса пальцы в кроссовках.
А после бесконечного, самого страшного мгновения в жизни, клацнули мои челюсти.
Когда колеса коснулись покрытия вновь.
Мозг даже не включился, не успел выдать реакцию, а впереди второй провал – в полтора раза длиннее первого. Еще одно ускорение; полное отсутствие эмоций в глазах водителя – просто тишина, просто лед.
«Смотри. Впитывай».
Здесь смерть не порхала над нами, она уже посадила нас в свою лодку.
Он убьет себя. Он убьет меня. Слюни вязкие; осознание того, что это последние кадры, которые мне суждено увидеть. Не паника даже, падение внутри себя – папа, я не хотела умирать так…
И бесполезно тормозить. Его черный конь взмылен; нажатие на приборной панели каких-то кнопок – заработала сзади невидимая турбина. Машина рванула вперед как самолет. «Не хватит… Все равно не хватит…» В лучшем случае капот поцелует сваи. Всмятку.
Орать не вышло, кончился воздух в легких.
И еще один полет над вечностью. Стресс в сто процентов, полуобморочное состояние; желание блевануть, отключиться, ослепнуть, оглохнуть до того, как… Нас уже нет. Мы есть только номинально, пока не сменится кадр, показывающий, как бьется о дно оврага машина. Лед в пальцах, лед в кишках…
Но мы неведомым образом смогли.
Он смог.
Когда покрышки, ударившись, взвизгнули на той стороне, я напоминала себе аморфный овощ, неспособный даже реагировать. Мне до конца жизни теперь жить в дурке со слюной у рта, мне теперь от ужаса не очнуться.
Мы не на дне.
Мы едем по разбитому гравию. Мы едем… Мы не упали… Я все еще на сиденье, которое не смялось.
Мужские руки на руле. Целая приборная панель.
Я не мычала и ничего не произносила, когда он развязывал мне руки, когда перерезал путы на ногах ножом. Ничего. Когда он достал меня из машины, когда поставил, как на суде, перед собой.
«Почувствовала? Уловила?» – спросил без слов, взглядом.
Я выскользнула из его рук на траву.
А после разрыдалась.
(Kosheen – Recovery 2021 Remaster)
– Как можно было?! – орала минутой позже, когда сумела подняться. – Вообще мозгов нет?
Зареванная, истерзанная, я колотила ему кулаками в грудь. Точнее, пыталась – их сдерживали той самой стальной хваткой, которой тащили меня прочь от трассы. Чуть более мягкой на этот раз, щадящей. Никогда в жизни я так не психовала, как теперь.
– Идиот! Безмозглый! Псих! Ты убил, ты почти убил… нас…
До сих пор подкашивались ноги, колени не держали. Я могла ублеваться в салоне, я могла потерять сознание, я могла получить инсульт, в конце концов…
– Хотела поиграть со смертью? Поиграла.
– Ты мог…
«…свалиться». Мы… Черт!
