– В этом году нас так несправедливо поделили на команды, – изрекает одна из фигур. Мне кажется, я узнаю голос Дрю из приключений на открытом воздухе. – Ведь мы будем соревноваться с седьмым домиком на полосе препятствий. Ты знаешь об этом? Хадсон смеялся, прочитав расписание соревнований.
– Не будь ехидной, – произносит другой голос. Это Сэм из спортивной секции.
– Я не ехидна. Я просто говорю. Среди них нет спортсменов. Они – театральные ребята. Их приветствия и все такое, конечно, окажутся лучше, но это не принесет им достаточное количество очков.
– Это не повод для злорадства. Пусть они сделают все, на что способны, и как следует повеселятся. – С минуту они молчат. Я стараюсь дышать как можно тише.
– Как думаешь, Дал и Хадсон скоро расстанутся?
– Ревнуешь?
– Я хочу сказать, что Хадсон придерживается двухнедельных отношений, а потом все заканчивается. И Хадсону придется найти кого-то, чтобы быть с ним еще две недели.
Джордан кладут руку на мою кисть, и я обнаруживаю, что у меня сжаты кулаки.
– Он не вернется к тебе, Дрю. – С этими словами Сэм уходит в сторону. Дрю идет за ней. – Если ты озабоченный, то сойдись с Детриком. С ним просто.
– Но он не слишком-то сексуален, – говорит Дрю, принимая ее слова к сведению.
– Неприятности в раю? – шепчет мне Монтгомери. – Если ты чувствуешь себя одиноким, то…
– Тсс! – предупреждают Джордан.
Я закатываю в темноте глаза. У нас с Хадсоном все хорошо. Вот только мне не нравится, что он смеялся над тем, что мой домик будет соревноваться с его домиком на полосе препятствий. Это в том случае, если он действительно смеялся – Дрю мог и соврать.
Мы идем по лесу вдоль ручья до того места, где он впадает в реку. Здесь никого нет, но мы видим пляшущие лучи фонариков на некотором расстоянии, а кусты здесь уже не растут, и потому мы держимся еще ближе к земле, а Джордан так буквально ползут на животе. У двери на лодочную станцию стоят двое часовых из команды Красных. К счастью, здесь есть веранда. Я подсаживаю Джордан, и они взбираются на нее. Затем я приподнимаю Монтгомери, и, оказавшись наверху, они оба протягивают мне руки. Я подпрыгиваю и хватаюсь за них, и Монтгомери с Джордан затаскивают меня на веранду, где мы всем скопом валимся на пол и тяжело пыхтим.
Оглядываю веранду. На одном из стульев в расслабленной позе сидит Эшли. Она поворачивается к нам и кивает.
– Привет!
– КАК? – недоумевают Джордан. – Как вам удалось опередить нас? Я следил за временем. Мы очень быстро шли по самому безопасному из маршрутов.
– В этом и заключается ваша проблема. – Эшли откидывается на спинку стула и скрещивает ноги в лодыжках. – Вы выбрали безопасный путь.
Джордан издают звук, похожий на рычание, и входят в лодочную станцию, где имеются наклейки, которые можно прилепить на жилетки, чтобы они послужили доказательством того, что мы добрались сюда. Теперь мы можем спокойно пройти в «тюрьму» и освободить всех «заключенных», при условии, что вернемся с ними на свою половину лагеря, отдав наклейки – отказавшись от своей победы ради того, чтобы еще раз попробовать сыграть всем вместе. Однако это стремно – выигрывает команда, которая привела в «дом» противника больше игроков. Так что пожертвовать одним человеком ради того, чтобы попытаться привести большее число участников, значит, пойти на риск.
– Вам нужно подождать полчаса до тех пор, пока в «тюрьме» не окажется побольше «заключенных», – говорит нам Эшли.
– Знаешь, ты доведешь их до бешенства, – говорю я, садясь рядом с Эшли.
– Джордан слишком осторожны. Но на следующий год они поквитаются со мной. Или же я возьму их с собой и покажу, как надо действовать.
– Сейчас. – В дверях появляются Джордан.
– Что? – не понимает Эшли.
– Ты покажешь мне это сейчас, – требуют Джордан.
– Я жду полчаса. А потом, конечно, я все вам покажу. Если, конечно, вы справитесь с этим.
Джордан прищуривают глаза и садятся по-турецки на пол веранды.
– А я останусь здесь до конца. – Монтгомери устраивается поудобнее на стуле.
– Хадсон – один из часовых, – сообщает мне Эшли. – Говорю на случай, если ты захочешь полчаса потискаться с ним.
– Или спросить его, почему он смеялся над тем, что наш домик выступит против его домика на полосе препятствий, – добавляет Монтгомери. Я вытаращиваюсь на него. Не может быть, чтобы Хадсон смеялся над нами.
– А он смеялся? – интересуется Эшли.
– Если и смеялся, хотя я очень сомневаюсь в этом, то надо учитывать, над чем именно. Это было не «Они такие смешные – хотят сразиться с нами», а «Ха! Я точно знаю, как победить их». Но он недооценивает нас, – говорю я, – потому что мы не знакомы с полосой препятствий, вот и все. Но это станет нашим преимуществом.
– Я по-прежнему не думаю, что у нас есть против них хотя бы один шанс, – гнет свое Монтгомери. – Они же вроде как армия, которая проходит такую полосу каждый день. Или ты выбрал нас для того, чтобы Хадсон победил и почувствовал себя большим и сильным? – Он приподнимает бровь и складывает губы сердечком, дразня меня.
– Нет. Я выбрал нас, потому что мы победим. Вам следует доверять мне.
– Доверять тебе? В этом году ты даже не участвуешь в спектакле, – фыркает Монтгомери. – Ты почти не бываешь в домике. Все, чем ты занимаешься, так это целуешься с Хадсоном. Мы понимаем, у тебя получилось, да здравствуешь ты, – скучным голосом произносит он, делая без капли энтузиазма джазовые ручки. – Только посмотрите на него – весь из себя качок и спортсмен. Тебя хоть немного интересует представление? Тебя вообще интересует что-то кроме Хадсона? Хочешь, чтобы мы доверяли тебе, но я даже не знаю тебя.
Такое впечатление, будто он отвесил мне пощечину, челюсть у меня отвисает, а на глаза наворачиваются слезы. Я-то думал, что с тех пор, как он и Джордан обвинили меня в том, что я недостаточно тусуюсь с ними, наши отношения улучшились… мы как-то разговаривали о моем отдалении от них за ужином… и они сказали, что этого разговора мало, а потом я просто… забыл о них. И я понимаю, что был плохим другом.
– Конечно, ты знаешь его, – возражает Эшли.
– Мы знаем, – подтверждают Джордан. – Но этим летом мы так мало видели тебя. И у нас сложилось впечатление, будто ты больше не являешься частью нашего домика.
– Мне очень жаль, – тихо говорю я. – Я действительно был поглощен своими отношениями с Хадсоном, но…
– Ты не можешь делать вид, что ты один из нас, а на самом деле не быть им, – упрекает меня Монтгомери. – Мы вместе репетировали, дожидаясь своих выходов, разучивали танцевальные па, пели хором, танцевали, у нас были понятные нам одним шутки, и мы были частью… чего-то. А теперь ты не с нами. И вот ты налетаешь на нас и просишь сделать то, что, как ты ЗНАЕШЬ, мы можем сделать, но никто из нас на самом-то деле делать этого не хочет, потому что все мы понимаем, что будем выглядеть просто ужасно, и человек, что сейчас передо мной, похож… Я не знаю его. Я не верю ему. И я не хочу позориться перед всем лагерем ради того, чтобы он хорошо выглядел в глазах своего бойфренда.
