Я сглатываю и смотрю на Хадсона, глядящего на экран. В голубоватом свете его кожа кажется бледной. Он едва заметно кивает.
Джоан продолжает свою лекцию и рассказывает о достоунуоллском гейском движении пятидесятых и шестидесятых годов. Закончив, она предлагает задать вопросы, и Эшли поднимает руку.
– Была ли она счастлива – та женщина, что сменила джинсы на платье?
– Не знаю, – говорит Джоан. – Возможно, полиция преследовала ее меньше, и она лучше вписалась в общество натуралов, что сделало ее жизнь гораздо более легкой, гораздо более защищенной от оскорблений и насилия, но защищенность и счастье не всегда идут рука об руку. Это выбор, который многие из нас должны сделать, – когда и перед кем совершить каминг-аут. Вы все думали об этом, я уверена. А что касается ее платья… она могла воспринимать его как маскарадный костюм. Вы все сейчас в том возрасте, когда самоидентификация еще не завершена, и потому я не знаю, понимаете ли вы, каково это, когда вам говорят, что существуют правильные и неправильные способы быть квирами, и правильный способ – это выглядеть как натуралы, хотя, думаю, некоторые из вас уже сталкивались с таким отношением к себе.
– Но здесь нет никакой разницы, – подает голос кто-то из сидящих впереди. – Мы за это боремся – за одинаковое обращение со всеми, потому что все мы одинаковы.
Джоан кивает:
– Ну, все мы люди, заслуживающие уважения и равного отношения к себе. Но натуралы бывают разными. Некоторые женщины-натуралки носят джинсы. – Слушатели хихикают: Джоан шутит, хотя не имеет обыкновения делать это. – Для лесбиянки джинсы – не то же самое, что для натуралки. Так что, может, равенство, за которое мы боремся, заключается не в возможности сочетаться браком или избежать увольнения с работы за то, что ты квир – а это до сих пор легально более чем в двадцати пяти штатах, кстати говоря, – но в возможности быть такими, какими мы хотим быть. Носить джинсы, юбки, туфли на каблуках, бороды, пользоваться косметикой, все что угодно, и при этом вызывать совершенно нормальное отношение к себе.
– Возможно ли, что та женщина в джинсах была трансгендером? – спрашивает кто-то еще.
– Конечно, – кивает Джоан. – Опять же, я этого не знаю. Но мне кажется, идея «вписывания» травмирует трансгендеров, которых в то время идентифицировали как геев или лесбиянок, поскольку еще не было специального слова для их обозначения. Конечно, трансгендеры были и до Стоунуолла, но терминология тогда была другой… Другой будет и тема занятия на следующей неделе, а сейчас наше время истекло.
Джоан включает в зале свет, и все на мгновение будто слепнут. Вздрагивают и ждут, когда глаза привыкнут к яркому свету.
– Спокойной вам ночи! – желает нам Джоан, когда мы выходим из домика. – Сладких снов.
Мы с Хадсоном выходим на улицу вместе. Мне кажется, я должен спросить, что он думает о занятии, но в то же время боюсь его ответа. Мне не хочется, чтобы он считал, будто женщина, надевшая туфли на каблуках, поступила правильно. Вряд ли он действительно скажет такое. Он хороший парень. Но все же я не знаю его мнения на этот счет. Мне никогда не приходило в голову спросить, почему он любит исключительно мужественных парней. Джордж говорит, что это предпочтение сродни симпатии к блондинкам или тяги Брэда к волосатым телам. Ну что-то вроде фетиша. И тогда с этим все в порядке. Нормально западать на что-то определенное. Но когда я слушал о том, как отнеслись к той женщине, то гадал, а стал ли бы он тоже аплодировать ей. Потому что есть разница между тем, чтобы предпочитать каких-то людей, и тем, чтобы думать, будто люди одного типа лучше других.
– Ну, – говорит Хадсон, когда мы останавливаемся у моего домика. – До завтра, да?
– Ага.
– Я прекрасно провел вечер. У нас было хорошее пятое свидание.
Я смеюсь:
– Да, действительно, хорошее. Я уже жду шестого, седьмого, восьмого и… девятого? Завтра.
– Девятого? Страшная самонадеянность. – Он улыбается мне, прислонившись к стене домика.
– Ты прав. Прости. Хочешь пообщаться завтра после ужина?
– Да. – Он улыбается и, готов поклясться, его зубы светятся в темноте. Наклоняюсь к нему и целую. Он обнимает меня, притягивает к себе, его руки шарят по моей спине.
– О боже, вы уже бойфренды? – Голос Эшли раздается совсем рядом с нами. Хадсон отстраняется от меня, выглядит он слегка смущенным.
– Да. И я целовал своего бойфренда, желал ему спокойной ночи, – слегка задрав подбородок, отвечаю я. Эшли таращит на нас глаза.
– Одним поцелуем дело не обошлось. – Джордж стоит рядом с ней и обмахивает себя теперь уже другим веером, на этот раз радужного цвета. – Но если вы хотите продолжить, уверен, публика не станет возражать. – Он показывает веером на идущих мимо ребят, некоторые из них смотрят на нас. Я отчаянно краснею, и мне остается только надеяться, что в темноте этого не видно.
– О’кей. – Я поворачиваюсь к Хадсону. – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, малыш. – Он клюет меня в щеку и уходит.
– Вам двоим нужно следить за собой, – говорит Эшли. – А не то дело кончится тем, что вы будете трахаться у флагштока у всех на виду. А может, вам того и надо? Никто не станет осуждать вас, если вы эксгибиционисты, но тогда вам следует подыскать согласных лицезреть вас вуайеристов.
– Я не вуайерист. – отнекиваюсь я громче чем нужно, и ко мне поворачивается кое-кто из соседей по домику. Я плюхаюсь на свою кровать. – И, думаю, он тоже не из них.
– Да, этого не было в его профиле. – Джордж снимает ботинки и достает пижаму. Он надевает ее прямо на одежду и несколькими быстрыми движениями вытаскивает из-под нее майку и шорты.
– Ну да, а что там еще говорилось, ты не помнишь? Просто masc4masc? Или… что-то… похуже?
– Ты начал сомневаться в мужчине своей мечты? – язвит Эшли.
– Ну… после сегодняшней лекции… Я считал, что это всего лишь предпочтение, но…
– Там не было сказано «никаких толстяков, никаких женщин, никаких чернокожих», если тебя интересует именно это, – говорит Джордж. – А что-то вроде «masc парень ищет подобного себе».
– О’кей. Значит, это просто предпочтение, – киваю я.
– Если бы там говорилось «никаких», то это было бы плохо. – Эшли берет зубную щетку. – Это маргинализация. То есть «никаких толстушек» – это плохо, а «предпочитаю спортивных женщин» – нормально.
– Ну, грань между подобными заявлениями очень тонкая, – включается в разговор Паз, ложась на свою койку. – Что, если бы он написал, что ищет белого парня? От этого было бы не так уж далеко до «только белого».
– Ага, – соглашается Эшли. – Ты права. Прошу прощения.
– А что, если бы он признался, что ищет парня с волосами на теле? – размышляю я. – В этом же нет ничего плохого, верно?
– Исторически сложилось, что такие люди не обязаны пользоваться отдельными фонтанчиками для питья, – сухо отвечает Паз.
