– Нет! – смеется Хадсон. – Я слышал, что некоторые ребята пытались делать это – по-тихому, под одеялами, когда все спят, но их всегда застукивали. И насмехались над ними до конца лета.
– Что, сюда приезжают только для того, чтобы потусить, и никакой тебе романтики? – даю я обратный ход.
– Конечно. Это же лагерь – теннис, плавание, водные лыжи… но все это у подножия холма. Давай сначала закончим здесь. Я серьезно отношусь к своим обязанностям гида.
– О’кей, – смеюсь я.
– Это – административное здание. – Он показывает на маленькое белое строение, которое я вижу каждое лето. Это скорее дом, а не домик. Я киваю, будто смотрю на него в первый раз. – Джоан находится здесь большую часть своего времени. Она и ее жена живут тут круглый год, ее жена – юрист, она не так уж много бывает в лагере, но к ужину иногда приезжает.
– Понятно. – Мне слегка наскучивает слушать о том, что я и так хорошо знаю. Но надо играть свою роль.
– О, а вот это… – Он отпускает мою руку и бежит к актовому залу. Я слегка хмурюсь, но понимаю, что ему же надо было когда-нибудь остановиться. – Это актовый зал. – Я иду за ним, стараясь выглядеть так, будто сильно впечатлен.
– А для чего он?
– В дождливые вечера в нем показывают кино, иногда здесь проходят какие-нибудь занятия, которые невозможно проводить под дождем, а иногда… – Он распахивает сетчатую дверь, а потом безуспешно пытается открыть деревянную дверь за ней.
– Ну ладно. Иногда ее оставляют открытой. В этом домике занимаются сексом. – Он улыбается мне, я улыбаюсь ему в ответ, но потом отворачиваюсь. «Не забыть бы, что Дал – кокетка», – говорю я себе. Не надо затаскивать его в домик и целовать в такие мягкие на вид губы. Еще не время.
– Но нужно вести себя тихо, – продолжает он. – Потому что Джоан совсем рядом. Прошлым летом две девушки стонали так громко, что она услышала, и их в тот же вечер выгнали из лагеря.
– Из-за секса?
– Из-за того, что их не было в домиках после отбоя. – Он закрывает сетчатую дверь и прислоняется к стене. Уже темно, и на улице горят несколько фонарей, но в основном свет падает из окон кабинета Джоан и медпункта. – Это лагерь для квиров, и потому к сексу здесь относятся лояльно, стараются не стыдить тех, кто хочет заниматься им, понимаешь? Но при здешних правилах трудно оказаться наедине с кем-то. Хотя трудности – это тоже весело. – Он опять улыбается той улыбкой, при которой его язык виден между верхними зубами.
Потом снова берет меня за руку, и какое-то мгновение мне кажется, что он хочет притянуть меня к себе и поцеловать, но вместо этого он подводит меня к лестнице и начинает спускаться по ней к домикам и флагштоку, где народ пытается разжечь костер, а затем по другому пролету лестницы – к центру лагеря.
– Давай посмотрим, что у нас тут. – Он снова отпускает мою руку, завидев ребят на теннисных кортах. Это немного печалит меня, но я понимаю, что мы не должны вести себя так в первый же день в лагере, это было бы смешно. К постепенному развитию отношений всегда относятся более уважительно. – А тут у нас теннисные корты. Ты играешь в теннис?
– Ага. – Теннис был для меня одним из самых простых способов обрести форму в этом году, и папа повесил сетку на заднем дворе. – Мой папа тоже любит это занятие.
– Клево. А я играю плохо, у меня ужасная подача.
– Ну, может, я смогу показать тебе, как это делается.
– Может. – Теперь мы идем с ним по траве, по запаху ясно, что она зеленая и – вечером – влажная. От озера слегка тянет рыбой. Другие ребята из лагеря бегают с фонариками, стараясь как-то напугать друг друга; за ними наблюдает кое-кто из вожатых. У театрального домика я вижу Эшли – она смотрит на Джорджа и других моих соседей по домику, те танцуют, готовясь к прослушиванию.
– Ну, столовую, ты, разумеется, видел, – говорит на ходу Хадсон. – А вот это домик искусств и ремесел. Занятия здесь ведет вожатая по имени Маргарита. Во внешнем мире она – странный концептуальный художник. Наверное, ее работы есть в музеях. Я вообще-то туда не захожу – страдаю полным отсутствием художественного таланта.
– Правда? – Я не упоминаю о том, что он сильно преуменьшает странности Маргариты.
– Я… – Он замолкает. При свете звезд и немногих фонарей трудно понять, какое у него выражение лица, но, как мне кажется, оно ненадолго становится печальным. Потом это впечатление исчезает, и я решаю, что мне просто привиделось в темноте. – Да нет, ничего. Но это клево, если у тебя он есть. Я безумно завидую таким людям.
– Ну, я тоже далеко не гений. Но я записался на занятия ИР. Решил, что это помогает расслабиться.
– Конечно. Но, надо же – ИР! Ты уже усвоил здешний сленг!
Черт побери! Неужели я переборщил?
– Да я уже был в лагере. Правда, не в этом. – Я не успеваю обдумать свои слова, как они уже вылетают из моего рта. Получилось просто здорово! Такая легенда сможет многое объяснить!
– Да? А что это за лагерь?
– Просто маленький еврейский лагерь в Огайо. Лагерь «Шалом». – Мне пришло на ум самое обычное название для еврейского лагеря.
– Мой папа хотел отправить меня в еврейский лагерь! – говорит Хадсон. – Но я сказал ему, что хочу сюда. Рассказал, что здешняя учительница физкультуры – участница Олимпийских игр, и тогда он согласился со мной.
– А почему бы ему не согласиться?
– Просто… еврейский лагерь ему больше по душе. А это лодочная станция. – Он показывает на нее рукой. Там темно и закрыто, катер и каноэ покачиваются на воде у причала. Противоположная сторона реки вся темная, там нет ничего, кроме деревьев. Река пахнет рыбой и немного мхом. Хадсон говорит о катании на водных лыжах и на каноэ.
– Народ в основном тусит на веранде, – объясняет он, показывая на крытую веранду над водой. – Здесь хорошо отдыхать, смотреть на воду.
– Прикольно. – Я стараюсь не рассмеяться. Веранда – лучшее в лагере место для поцелуев и всего такого прочего.
– Вон там, в лесу, проходит тропа приключений. Я провожу на ней большую часть дня. Полоса препятствий, походы… Это потрясающе!
– Я тоже записался на такие занятия.
– Молодец. – Он кладет руку мне на плечо. – Тогда я покажу тебе все, что тут есть, но только завтра. Вечером это опасно.
Мы разворачиваемся и отходим от реки. Хадсон показывает мне еще много чего: футбольное поле, на котором играют также в тач-футбол и захват флага. Ферму, где живут две козы и три цыпленка, мишени для стрельбы из лука, поле для кикбола, баскетбольную площадку. А также театральный домик, о котором ему совершенно нечего сказать. Мне бы очень хотелось, чтобы он знал, до чего же этот домик особенный. Хотя не думаю, что он когда-нибудь бывал в нем, разве что сидел среди прочих зрителей на спектаклях. А может, он не ходил и на них. Он вполне мог отлучиться в туалет, а потом отправиться в лес вместо того, чтобы сидеть в зале. Это объяснило бы, почему он меня не узнал после моего грандиозного успеха в роли Домины в «Смешном происшествии по дороге на Форум».
