Хмурюсь и потираю лоб.
– Не понимаю, – шепчу я.
– Ты хотел знать обо мне больше. Я даю тебе эту возможность, Тьяго. Мартин – мужчина, который был первым у меня. Найджела я тоже знаю очень давно. Так что я решил удовлетворить твоё желание, и они согласились прийти, чтобы ты больше не доканывал меня какими-то требованиями и просьбой рассказать сказку.
– Я и не доканывал. Я всего лишь…
– Разговор завершён, Тьяго. Подготовь всё к ужину. Они остаются, – фыркая, Дуглас криво усмехается, получая удовольствие от ситуации.
Он выходит из спальни, мне остаётся лишь тяжело вздохнуть. Мартин мне не нравится. Я ему тоже. Последняя и единственная до сегодняшнего вечера наша встреча была странной, сумбурной и неприятной. Она оставила свой отпечаток, и это слово… «лишний» до сих пор сидит в голове. Лишний между ними, когда он женат? Чёрт. Не хочу думать, что Мартин испытывает к Дугласу какие-то чувства, как и он к нему.
Беру себя в руки и выхожу из спальни. В гостиной мужчины разговаривают о каких-то общих знакомых. Снова это чувство. Лишний.
Быстро нарезаю ещё немного овощей и расставляю тарелки, выкладывая рядом приборы и расставляя бокалы. Это впервые, когда я устраиваю ужин для друзей своего парня. Всё притянуто, конечно, за уши, но это мой чёртов первый раз, и я уверен, что просру его. С Орландо мы не приглашали общих знакомых, а встречались в барах и ресторанах. Он не любил этого, считал, что нам мешают. А сейчас…
– Тьяго, я сейчас сдохну от голода, – раздаётся за спиной бубнёж Дугласа.
Натягиваю приветливую улыбку и оборачиваюсь.
– Всё готово, – говорю я.
Дуглас зовёт мужчин, и все переходят в столовую. Как всегда, Дуглас занимает своё место во главе стола, справа от него садится Мартин, а следом Найджел, пытаясь поддержать меня улыбкой.
– Ты в таком виде будешь сидеть за столом? – Мартин оглядывает мои голубые потёртые джинсы и немного растянутую голубую футболку с пятном от соуса.
– Я… хм… сейчас…
– Будет сидеть так. Отвали от него, – рычит Дуглас.
Покрываюсь весь пятнами от стыда. Но я же не знал, что сюда нагрянут эти двое, выряженные во всё чистое, дорогое и воняющее парфюмом!
– Вино? – предлагаю, хватая принесённую бутылку.
– Это дерьмо я пить не буду. У Дугласа достаточно коллекционных бутылок, которые я ему дарил столько лет. Найджел у нас любит сладкое, ему налей. Мне хорошее. – От подобной высокомерности меня аж передёргивает.
– Мартин, – предостерегающе шипит Найджел.
– Сантьяго, мы будем то, что ты предлагаешь. Не волнуйся…
– Но я хочу…
– Заткнись, Мартин. Это мой грёбаный дом, и ты следуешь моим, блять, правилам. Ещё хотя бы одно слово, и я тебя выебу этим вином.
Жмурюсь от ругани Дугласа. Хоть мне и приятно, что он заступается за меня, но всё же… грубость у них зашкаливает.
Мартин фыркает и отклоняется на стуле.
– Тьяго, сядь. Воды будет достаточно, – приказывает Дуглас.
Достаю из холодильника бутылку и ставлю на стол. Но сразу же открываю её и разливаю по бокалам в полной тишине. Ан нет, Дуглас вовсю уже уминает ужин. Беспардонный.
– Приятного аппетита, – с натянутой улыбкой, желаю я, а еда в горло не лезет.
Я чувствую, как меня изучают. Со всех сторон. Словно я подопытный кролик. Хочется убежать и закрыться в своей спальне, но я терплю.
– Сантьяго.
Поднимаю голову на голос Найджела.
– Очень вкусно. Ты где-то учился готовить?
– На кухне. Это, наверное, то, что я делаю лучше всего. Моя… хм мама… приёмная мама… она всегда готовила, пока не… эм, погибла. Потом я сам… вспоминал то, что она готовила. Да и… я… люблю еду. Она хорошая. – Вот я придурок. Постоянно заикаюсь. Несу полную ахинею. Хорошая еда, чёрт возьми!
– Прими мои соболезнования. Ты рано лишился родителей и…
– Закрой тему, Найджел, – перебивает его Дуглас.
– Прости, хорошо, конечно.
– Всё в порядке, – тихо заверяю.
Найджел сконфуженно улыбается, и я ему тоже. Нет, он моложе Мартина и довольно сильно. Он как Дуглас. Такой же возраст, а Мартин сейчас видится мне ещё старше, чем казался раньше. То ли сыграли роль пренебрежительное выражение его лица и показательный отказ от ужина в пользу воды из бутылки. То ли потому, что мне он не нравится всё сильнее.
– Итак, Сантьяго.
Весь напрягаюсь, когда пресловутый Мартин подаёт голос.
– Да?
– Ты ещё работаешь здесь?
– Да, я ещё работаю на Дугласа, – киваю, откладывая приборы.
– Как твоя рука? Мартин рассказывал, что Дуглас привёз тебя с раной. Порез ножом, – вставляет Найджел.
– Точно. Порой бываю неуклюжим и невнимательным, вот и получилось так. Я очень благодарен Мартину, что он принял меня без всех бумаг и страховок, оказав помощь. Значит, моя вера в людей правильна, – мягко отвечаю Найджелу, и он расплывается в улыбке.
– И подставил себя. Если бы кто-то узнал, что я принял иммигранта без документов, вообще…
– У меня есть документы, – резко огрызаюсь я.
– Конечно, у него есть документы, Мартин. Как бы он работал и жил в Америке без них, правда? Сантьяго вряд ли стал бы нарушать закон, – возмущённо защищает меня Найджел.
– Но его приёмная мать жила без документов.
У меня кровь отливает от лица. Этого я никому не говорил и никогда бы не сказал.
– Мартин, блять, пасть закрой, – зло цедит Дуглас.
Бросаю на него взгляд и понимаю, что он и это узнал. Возможно, когда я рассказал ему о себе всё, а может быть и раньше, поэтому так относился ко мне. Да и ладно бы только это, но ведь он делится с Мартином всем. Даже тем, что его не касается. Выходит, что Мартин в курсе всего: моих тайн, страхах, насилия, секса, происхождения, прошлого. Внутри становится паршиво. Как будто меня предали. Воткнули нож под ребро и прокрутили его там.
– Да и виза у тебя, Сантьяго скоро заканчивается. Не так ли? – с милой улыбкой интересуется у меня Мартин.
– Блять, сука…
– Всё верно, – перебивая Дугласа, отвечаю, поднимая подбородок. Я не буду стыдиться того, что было хорошего у меня, и не собираюсь позволять какому-то уроду принижать достоинства Руфи и свои. Пошёл он на хрен.
– Да, моя приёмная мама жила здесь с просроченной визой и работала незаконно, потому что возвращение в Колумбию означало смерть для нас обоих. Мало того, что я гей, так ещё и есть постоянно просил. Она до последних дней работала без устали и ни разу не пожаловалась. Ей недоплачивали, считая, что она не будет возмущаться из-за страха депортации. И она молчала, как делают это многие мои соотечественники, ищущие свой угол в этом мире. Каждый человек порой поступает незаконно. К примеру, для многих людей любить мужчину тоже незаконно, но пока я не видел на площадях и в парках повешенных из-за этого людей. Так и моя мама не делала ничего плохого, а только пыталась выжить. И если уж говорить откровенно, то я горжусь ей и считаю, что законы можно не соблюдать, когда дело касается жизни хорошего человека. Руфи была лучшей. Она погибла, спасая людей. И никто из её руководства не вспомнил об этом, когда были похороны. Только те, кто знал, что она на самом деле сделала, – замолкаю, делая паузу для себя. От злости у меня не хватает воздуха в лёгких.
