– Нытик, – шепчу я.
– Я – раненный ковбой. Меня нужно пожалеть. Прямо сейчас, Дженна. Меня даже в пот от боли бросило. Смотри. – Кент берёт мою ладонь и так неожиданно прикладывает к своей груди, что я задерживаю дыхание. Она горячая и влажная. И я слышу быстрый стук его сердца, заставляющий мой пульс снова подскочить.
– Хорошо… ладно… без проблем. Пожалею раненого ковбоя, который на самом деле наглый хам, – бормочу, убирая руку от его груди.
– Каждому наглому хаму нужна забота. Может быть, он наглый хам, потому что никогда не знал, что это такое. – Наши взгляды встречаются, и от его слов у меня мурашки бегут по коже.
– Значит, нужно дать ему это, – сдавленно отвечаю я.
– Нужно, Дженна. Очень нужно. – И отчего-то я слышу в его словах подтекст. Он просит уделить ему внимание, которого у него не было.
Слабо улыбаясь, касаюсь губами его тонкой, едва уже заметной раны на щеке, и в голове моментально вспыхивает воспоминание о том, как Кент поцеловал меня перед тем, как ехать. Я растягиваю удовольствие. Да, пусть это будет непозволительной роскошью с моей стороны, но мне нравится неторопливо скользить губами по его щеке и слышать, как меняется его дыхание. Прикрыть глаза от наслаждения и осторожно положить ладони на его напряжённые обнажённые плечи, позволить себе немного побыть в плену мужской ауры, чтобы самой узнать, а как это поддаться первому в жизни сильному влечению.
Останавливаюсь в сантиметре от его губ. Там, где заканчивается порез. Нет, его там уже нет. Я зашла дальше.
Поднимаю на Кента смущённый взгляд, и он странно смотрит на меня.
– Лучше? – шепчу я.
Его ладонь ложится на мою щёку, и он проводит по ней пальцем. От этого прикосновения всё внутри меня сжимается в невозможно упругую пружину возбуждения. Боже мой…
– Нет. Сейчас будет лучше. – С этими словами его губы накрывают мои. Вот и всё. Я сдаюсь. Сразу же. Хватаюсь за его плечи, прижимаясь и позволяя жадно целовать меня. Словно у меня в голове какая-то передача переключилась, и я ждала именно этого момента, чтобы в полной красе показать скорость своего возбуждения. А он, как голодный волк, схватив за волосы, вжимает меня в своё тело. Приоткрываю губы, чтобы сделать вдох, и его язык проникает в мой рот. Меня словно ударяет по затылку яркой молнией. Я больше ничего не соображаю. Он весь горячий. А его язык… Матерь Божья, заигрывает с моим. Да всё его чёртово тело заигрывает с моим только на ему понятном языке.
Руки Кента опускаются ниже по моему свитеру, и он стискивает его своими пальцами. Я не могу остановиться. Не могу оторваться от его губ. Они словно дают мне жизненную энергию. Они испивают, одаривают, возбуждают и посылают по всему моему телу знакомые, но в то же время безумные, нити желания.
– Ох, простите! Не хотела вам мешать, но никто не отвечал, я уж испугалась!
Вздрагиваю от вскрика мамы. Кент резко отпускает меня, отчего я падаю на пол, и голова так кружится. Да вся комната кружится, а губы полыхают. Они припухли. Они обижены на то, что всё так неожиданно закончилось.
– Ты в порядке? – Кент пытается встать с кровати, но в этот момент узел на полотенце ещё больше ослабевает, и он хватается за него, не позволяя полотенцу сползти и оголить его. Чёрт… он возбуждён! Он чертовски возбуждён, и это вряд ли можно скрыть!
– Я… да, всё хорошо. Я просто… не удержалась… немного испугалась… тебе не больно? – хрипло отзываюсь, постоянно прыгая с мыслей.
– Немного больно, но я справлюсь. Или…
– Я здесь. Конечно, я знаю, что моя дочь уже давно познала мужчину в библейском смысле, но всё же прошу вас понизить температуру в этой комнате, – вставляет мама. Боже, я о ней забыла, и теперь жар бьёт по лицу.
– Мэм, простите, что вы стали свидетельницей… хм, вы что-то хотели? Я бы предпочёл одеться, – прочищая горло, произносит Кент. И я ловлю заинтересованный взгляд мамы, блуждающий по его телу.
– Мама! – возмущаюсь я, поднимаясь на ноги.
– А что? Имею право.
– Зачем ты пришла? Могла бы постучать.
– Я стучала, Дженна, но никто не ответил, и твой отец испугался, что с Кентом что-то случилось.
– Ну, конечно, папа испугался, – фыркаю, собирая использованные спонжи.
– В общем, я пришла извиниться за мальчишек и предложить поужинать вам с нами. Но раз вы заняты, то Дженна, ты знаешь, что всё будет в холодильнике. Доброй ночи, дети. У вас очень душно. – Мама подмигивает мне и выскакивает из спальни, закрывая за собой дверь.
И что теперь делать? Это был самый безумный, горячий, возбуждающий и прекрасный поцелуй в моей жизни. Так меня никто не целовал. Ни разу. Это ни с чем не сравнится. Горячая голова. Всё горячее.
– Хм, ты голоден? – подаю я голос. И сразу же понимаю, как ужасно вульгарно это звучит.
– На самом деле, нет.
– Ты меня поцеловал, – шепчу и прячу взгляд, делая вид, что очень занята закручиванием крышки на бутылочке со спиртовой настойкой.
– Они подслушивали. Было бы нелогично, если бы всё это не закончилось поцелуем, – так же шёпотом отвечает Кент.
– То есть ты поцеловал меня, чтобы всё выглядело нормально? – спрашиваю, а внутри такая обида поднимается. Он это сделал не потому, что хотел. Дура, поверила в невозможное.
– Конечно. Это не проблема? – Передёргивая плечами, Кент поднимается с кровати, спокойно проходя к шкафу.
– Нет. Не проблема. Мне нужно в душ, а потом лягу спать, – фыркая, толкаю его, очень сильно в бок, и открываю комод.
– Ты чего, дерёшься?
– Ой, прости, не заметила тебя. Голова так болит от всего этого и от тебя в особенности. – Притворно охая, достаю пижаму и нижнее бельё из комода.
– Дженна…
– Иди к чёрту, Кент. И не смей больше меня целовать, чтобы кому-то что-то доказать. Мне это не нужно. Всё. На этом я закрываю тему, и больше никаких разговоров. Сам намажешь свою щёку и пожалеешь своё эго в одиночестве. – Бросая на него злой взгляд, хлопаю дверью в ванную.
Обидно так. Неприятно. Гадко. Но это не помешает дать первое место Кенту за поцелуи, и возненавидеть себя за то, что я не хочу, чтобы он останавливался. Горько оттого, что это всё ненастоящее, а мои чувства и эмоции не знают об этом. Они живут иначе. Они горят. Они тянутся к Кенту. Дура такая… очень глупая дура.
Глава 17
Кент
Что самое страшное для мужчины? Всё. Правда. Порой мы цепляемся за какие-то мелочи, а важные вещи пропускаем мимо. Мы ценим наше время и переживаем, когда его не хватает на что-то идиотское. Может быть, я такой придурок? Скорее всего.
Лёжа на мягкой кровати под одеялом, ощущаю покалывающую прохладу раннего утра, а мои ладони горят от соприкосновения с нежной кожей Дженны, которую я, видимо, во сне обнял, а она даже не пошевелилась. Я не помню. Не знаю, как это получилось, что я, проснувшись, оказался в очень компрометирующем положении и возбуждённым до неприличия. С последним бороться легче, чем с тем, как приятно чувствовать аромат женщины рядом. Мои бывшие пассии редко оставались на ночь. Я из тех людей, которые предпочитают чётко ограниченное личное пространство даже во сне. Я не люблю обниматься. И терпеть не могу спать с кем-то под одним одеялом. На моей кровати даже два матраса, разграничивающие пространство для сна. И что сейчас? Моё одеяло валяется где-то на полу или же это одеяло Дженны, не суть. Но как-то так получилось, что нас укрывает одно одеяло, мы лежим на одной подушке, и я на её территории. Конечно, было бы лучше, если бы она была на моей, тогда бы я больше понял. Но это я потянулся к ней ночью и обнял. Я снова сделал чёртов первый шаг, о котором буду жалеть. Должен ведь, да? Вчера я жалел о том, что поцеловал её. Ладно, я чёртов проходимец и лжец. Я хотел. Очень хотел. Я дал ей столько знаков, чтобы она поняла мои желания. Но нет. Эта женщина дубовая. Она ничего не видит, даже когда это лежит прямо у неё под носом. Самое страшное для меня это то, что я до сих пор хочу продолжения и жалею о том, что мать Дженны нам помешала. Если бы не она…
