Истертые буквы к концу исчезали совсем. Английский большинство немного понимало – как-никак на нем дублировались все указатели в бункерах. Привет из мира до великого бедствия. Недолго думая, мальчик решил, что это будет его прозвищем вместо безликого Лассе. Все равно никому не было дела до его настоящего имени. Лаки. Счастливчик.
Удача не заставила себя ждать. Как только он ею назвался, пришли надзиратели от Синиши и выдрали пять ребят, включая его. Их долго вели по катакомбам, пока они не перешли в более чистые отсеки, уже со шлюзами на входах. Множество железных дверей осталось позади, и вот они оказались перед тем, кто поставил на колени почти все кланы. Лаки помнил его хорошо. Их глаза сразу сцепились, ибо он был единственным из мальчуганов, кто не отвел взгляда.
– Сюда иди. Ты. Кудлатый.
Рука с длинными черными ногтями поманила его ближе. На каждом пальце сидел перстень, а кожу покрывали истертые до зелени татуировки.
– Имя говори.
– Лаки! – храбро ответил он то, что прочел на упаковке.
Губы Синиши искривились в подобии улыбки, хотя походило на акулий оскал.
– Что за имя такое?
– Какое дали.
– Вижу, за словом в карман не лезешь. Хочешь работать на меня, Лаки?
– Хочу, – ответил тот, пока не вполне понимая, на что соглашается.
Ничего хорошего предложения Синиши не сулили.
– Бегаешь быстро?
– Ну, пойдет, – призадумавшись, ответил Лаки.
Пальцы с черными когтями щелкнули, и остальных ребят увели. Видно, Лаки пришелся по душе.
– Я тебя тогда отправлю наверх, на Вавилон, – тихо продолжил Синиша, пытливо изучая его страшными угольными глазами, в которых сосредоточилось что-то животное. – Они все-таки впускают подземных, но не напрямую. Мне нужен свой человек на башне.
Лаки кивнул. О Вавилоне он, конечно, тоже слышал. О нем говорили как о рае.
– Мы с тобой долго не свидимся после этого, – размеренно продолжал Синиша. – Будешь жить там, учиться у них и исследовать трубы. Мы станем тебя навещать иногда. В башню можно войти не только через парадные шлюзы. Кое-что мы обнаружили сами, но хотим знать все лазейки и слабые места. Ты станешь крысой, Лаки.
Синиша обладал гипнотизмом удава. Оставалось только поджать лапки и ждать, что тот решит в следующий момент: проглотить тебя с головой или оставить жить.
– Крысы – полезные твари. Много о них знаешь?
Лаки помотал головой. Синиша дружелюбно продолжил:
– Когда-то они разнесли чуму по земле. Было это еще до большой беды. Людей вывозили сотнями на телегах и сжигали. Чума шла с грязью и нищетой… Сейчас, наверное, даже без крыс хуже, они-то почти все вымерли. Но ты будешь новым разносчиком чумы. Знаешь, кто чума?
Лаки молчал, а глаза Синиши превращались в два черных блюдца, затягивая в себя.
– Чумой будем мы, мальчик мой. Нужно только узнать слабости Вавилона. Иди, давай. И не забывай, кому ты служишь на самом деле.
Лаки посадили в «ходун» и долго везли по лабиринту проходов. Спустя несколько дней его выкинули на Общий Тракт, где брели отбившиеся от кланов люди, искавшие дорогу в сказочный Вавилон. Шлюзы уже давно закрыли после трагедии Первого Контакта, но ребята Синиши нашептали, как найти пустые шахты, сквозь которые еще можно было попасть на башню. Он шел сквозь тьму, обремененный клятвой верности, и желал только найти выход.
Вдруг на него упал свет ламп и уставилось лицо в респираторе. Так все началось…
…Помнил ли он, кому служил? Корректнее сказать, он хотел бы об этом забыть. Обещание, данное много лет назад, всегда пугало его. Как и сам Синиша. В нем не было ничего от человека. В глазах застыло бессмысленное выражение, как у тупого животного, хотя за ними тускло горели мыслительные процессы. Но вели Синишу прекрасные инстинкты. Он не понимал, а чувствовал. Это делало его еще опаснее и непредсказуемее.
Что он обещал много лет назад Вавилону? Чуму? Свой план такой шестерке, как Лаки, он точно не объяснял. Синиша издавна обзавелся глазами и ушами на башне. Что-то готовилось в лабиринтах бункеров, и это обещало обернуться большой бедой для всех.
Лаки начинало трясти. От мысли, что все, к чему он привык, превратится в тот склеп, из которого он вышел, становилось физически плохо. «Так, ну-ка, соберись. Ты везунчик! И останешься при своем, даже когда придет конец света».
Глаза резануло ослепительно белым. Лаки скорчился на полу, пряча лицо в руки.
– Томич, на выход! – прогремело всюду.
Дважды уговаривать не пришлось.
* * *
Набор переменных оказался любопытным: министр безопасности, министр иностранных дел, глава культурного фонда Вавилона (он же отец Веруки) и глава «Фау» по связям с общественностью. Все эти благородные старцы, состоящие на пятьдесят процентов из добротной синтетики, воззрились на Лаки как на плохо сервированное блюдо.
Он и не сомневался, что выглядел дерьмово. Несколько недель в карцере из кого угодно чучело сделают.
– Томич, присаживайтесь.
– Здрас-с-сте, – процедил он, плюхаясь на предложенный стул и оценивающе глядя на своих собеседников исподлобья.
Чутье подсказывало, что наметился интересный поворот. Столько важных шишек не станут без веской причины вызывать такого забулдыгу, как он.
– Вы здесь по важному поводу. Мы изучили вашу биографию и пришли к выводу, что ваше содействие в тревожащей нас ситуации будет необходимо. Мы обрисуем вам общий контекст и наши ожидания. Если согласитесь, попадете под немедленную амнистию.
– Да все что хотите!
Отец Веруки слегка придвинулся, пытливо вглядываясь в его лицо умными серыми глазами. Лаки тоже уставился в ответ, не вполне понимая, отчего к нему столь пристальное внимание.
– Вы были приняты на Вавилон в возрасте двенадцати лет и принадлежите к последнему потоку мигрантов, которых мы взяли. Вам удалось пройти через заброшенные шахты. – Министр обороны начал зачитывать его дело, бегущее по экрану планшета.
– Ну, – отозвался Лаки, по-прежнему чувствуя настороженность.
– Получив иммунитет вавилонянина и все привилегии жителей башни, вы продолжали жить на два мира и саботировали наш порядок, косвенно способствуя подпольной торговле органами и наркотиками. Таможенники не раз ловили вас на нижних уровнях, когда вы содействовали незаконному проникновению контрабандистов. По данным в деле, вы являлись их информатором и проводником на башне.
– Ну вот не надо опять это морализаторство, – картинно всплеснул руками Лаки. – Мне стыдно. Да, очень. Но выбора тоже особо не было. От них же не избавишься.
В него внимательно вперились несколько пар глаз. Упс, кто-то чуть не проговорился.
– Это правда, что меченых Собачники не трогают? – негромко раздался голос Като Моргенштерна, отца Веруки.
