В туннеле требовалось отползти хотя бы на двадцать метров, чтобы концентрация газа стала переносимой без шлемов. Это расстояние показалось бесконечным, и он не знал наверняка, жива она или нет, пока тащил ее за собой. На их счастье, шахты были широкими…
Внезапно стены снова дрогнули, и Миккель замер, не зная, продолжать двигаться или нет. Если сейчас все обвалится… Под необъяснимую дрожь и треск проводов в стенах он все-таки достиг безопасного расстояния. Наконец можно было содрать с себя шлемы. Бланш все-таки потеряла сознание. На бледном лице проступили паутины темных сосудов, неожиданно обозначив шрамы вокруг ее правого глаза. Миккель вколол ей регенератор и стал ждать.
Лицо быстро порозовело, но сознание пока не возвращалось. В это время он рассматривал ее шею и ключицы. Намека на «моровые» вены не было и в помине, а это отметина на всю жизнь, даже если завязать с наркотиками. Ему бросились в глаза мелкие рубцы вокруг глазного протеза. Отмирающий орган вырезают специальным лучом, оставляющим тонкий, еле заметный механический след. Судя по шрамам, ее глазницу вычищали в каких-то кустарных условиях. И получилось это явно не с первого раза.
Наконец Бланш сделала глубокий вдох и уставилась на него пронизывающим взглядом. В искусственном глазе разрядилась голубая вспышка.
– Как ты? – тихо спросил он.
– Пойдет. Я тебе, кажется, жизнью обязана. Ну и должок…
– Да брось.
В очередной раз настигло странное ощущение, что они вне этой реальности. Шахты исчезли, и безоконный полумрак их жизни превратился в белый умиротворяющий вакуум. Словно они одновременно являлись частью некой другой жизни, которой он не знал, был неумышленно ее лишен и даже не желал ее. Что-то простое, человеческое… Далекое от приказов и машин.
В этот момент собственная неполноценность ощущалась невероятно остро, и места стыковки органики с синтетикой по всему телу вспыхивали неоновыми лучами. Искусственное тело дрожало, не признавая таких противоречивых сигналов от нервной системы.
– Они решили их убить. Ты понял это? – вернул к реальности ее голос.
Миккель коротко кивнул.
– Все странные события происходили на нижних: видео той женщины, бунты на фабриках, чертовы граффити. Здесь нарастало недовольство, а это не выгодно Каннингему, – торопливо лилась речь, которую явно вынашивали уже давно. – Спроси себя… Как избавиться от безработных, наркоманов и других неблагополучных слоев населения? Как прекратить все эти беды, где столько нищеты и голодных ртов, а ложь корпорации о ценности жизни становится с каждым днем невыносимей… Ответ прост: раз они все скопились в одном месте, перетрави их газом.
Что на это скажешь? Она и так озвучила все слишком ясно. Реальность мало-помалу возвращалась, и осознание ее быстро стало неотвратимым: они торчат в недрах башни, где убили разом тысячи людей, и уйти отсюда нельзя.
– Ведь это самые больные уровни Вавилона. Важные секторы, типа аграрных, ниже. Квалифицированные кадры переселились выше. Как и те, кто хоть что-то имел за душой. Вавилон сегодня решил огромную экономическую проблему, – беспощадно завершила Бланш.
Они отстраненно смотрели вперед, слушая звуки мерно гудящих труб.
– Я знаю этот газ, – сказал Миккель спустя мгновение. – Это сильный паралитик. Но всех еще можно эвакуировать… Вместо этого они закрыли уровни и прекратили транспортное сообщение.
– Как складно вышло, – едко протянула она.
– Но что они объяснят другим?
Кайма зрачка ее искусственного глаза подернулась дрожащим неоном, улавливая вибрации нервного возбуждения.
– Другие не задают вопросов. Им это неинтересно. Каннингем врет. Как же он заливает! Он ненавидел идею Гора увеличить субсидии для нижних уровней и голосовал против на референдуме. Он считал, что разобраться с проблемой нижних можно, только их вычистив. Даже предлагал усыплять всех вавилонских нищих, якобы из гуманности… Но как Гор умер, сразу сменил пластинку, чтобы стать популярнее. Теперь он скажет, что трагедия случайная.
Эти мысли она уже озвучивала раньше. Миккель не очень следил за политикой, но понимал, что Бланш не выдумывает это. В произошедшей трагедии, увы, наблюдалась логика. Странно, откуда у нее была такая уверенность, что это инициатива Каннингема.
– Однако подземные кланы еще целы. И подпольное сообщение работает хорошо. Крыс много. Что они сделают, как ты думаешь? Прекратят свою активность с наркотиками и плохими органами? – поинтересовался Миккель с легким сомнением.
– Это меня и интересует больше всего… Собак не наши малевали. Что-то готовится за пределами башни. Просто… чувство.
– Кто ты? – перебил ее Миккель.
Не впервые он замечал, что Бланш смотрела на все как на шахматную доску. Выводы, прозвучавшие сейчас, явно сделаны не от скуки. Она долго думала обо всем и разбиралась в происходящем с нетипичной для среднестатистического вавилонянина осведомленностью.
– Не знаю, – последовал странный ответ, но это было более чем честно.
– Бланш… Так звали внучку мертвого Руфуса Гора, которую никто не видел.
– И не увидят, – покачала она головой. – В день смерти дедушки она вылетела на одиночном корабле наружу и не вернулась. Корабль пропал с радаров.
Миккель понимающе хмыкнул, и по ее лицу впервые за время их знакомства расползлась довольная ухмылка.
– А была ли Бланш на этом корабле? – спросил Миккель. – Или отправила его лететь пустым?
– Кто ее знает, эту Бланш. Ее до сих пор ищут.
Этот разговор, состоящий из полунамеков, внезапно стал настоящим откровением. Он видел, кто она на самом деле. И если ей пришлось пойти на такой страшный риск, то причины должны быть весомыми.
– За тобой охотятся? – одними губами спросил он и получил утвердительный кивок. – Почему?
– Чтобы я не проболталась о многих страшных вещах.
Лицо, бывшее секунду назад веселым, вдруг снова обрело привычную угрюмость и жесткость.
– Еще дело в моей ДНК, – уже почти шепотом добавила Бланш. – Она резистентна ко всем известным постъядерным вирусам. Может, поэтому и газ на меня не так сильно подействовал. Другие ведь даже встать не могли…
Миккель не мог отвести от нее ошеломленного взгляда. Он хотел спросить еще про искусственный глаз, но она его опередила.
– Это? – Палец небрежно оттянул нижнее веко. – Моя защита. Пока он со мной, они не узнают, что я особенная. На параде вавилонских калек я стала к месту.
– Только если вдруг не решат проверить ДНК.
– Да. Но это всем не сдалось, пока ты никто. И эта маска мне нравится.
Рубцы у ее века… Если не знать, сойдут за следы многочисленных инфекций, атакующих до прививки.
– Пришлось сделать это самой, – чуть помедлив, добавила она, и Миккель похолодел.
