На самом деле, сеанс Агаты положил начало всей истории, потому что примененный артефакт позволил древнему злу почувствовать, что у них есть выход в наш мир. Последующие инициации позволили иметь власть над новым членом сообщества, настоящее имя которому «Саймон, Ментор и Даниил» или «Смерть, Морок и Депрессия», а не свет, мир и добро. Их цель – перевести верховного демона на нашу сторону, чего они и добиваются через инициацию обещанной Агатой дочери. Скорее, демоны собирались сделать это раньше, в подобной ситуации, когда беременная Агата была с ними, но, осознав свою роковую ошибку, она совершила подмену жертвы, взамен дочери отдала себя, что ни есть выход, а самоубийство, которое тяжкий грех. Теперь очередь Александрины, и половину успеха тьма уже имеет.
Должен сказать, – добавил старый клирик, – эти трое каверкают Создателя. От них исходит подмена всего: отношений, образов, понятий. Так работает враг рода человеческого, сатана, так он со своей армией заполучает души сбитых с толку людей, мороча их. Всегда начинает с правды, которую подносит человеку, тот ее принимает, это же правда, затем идет примесь лжи, совсем капля, и человек ее не видит, за каплей следует все больше примеси неправды, и в конце концов наступает момент, когда вся правда вытеснена, но человек заморочен и уверен, что по-прежнему имеет правду.
– Принцип нейролингвистического программирования, – заметил Костя.
– Да, – согласился отец Адриан. – И жертва Агаты, вероятно, остановила бы эту ситуацию, не увлекись Саша тем же самым. Ошибка произошла на вызове духов. Снова та же книга, та же стена, те же заклинания. Переход обнажился, что послужило спусковым механизмом для демонов, тьме открыли двери и пригласили войти. Только страх, который есть в нас во благо, заставил прервать этот страшный процесс. Но прерванный – значит не доведенный до конца, попросту открытый. Его необходимо либо завершить, либо закрыть специальным ритуалом.
– Последнее мы и попытаемся сделать, – сказал Тоши Кимура.
– Как это тяжело, – прошептала я. – Какая ноша для одного человека, как же ее вынести…
– Возложи печаль свою на Господа, – отозвался отец Адриан, качая головой. – То, что ты сейчас с нами, очень радует, потому что проблески сознания в тебе будут все короче, ты ведь понимаешь.
Я кивнула, поглядывая на руку седого клирика, которой он непрестанно перебирал длинные четки.
– Да, это мне известно.
– Ты ведь хочешь избавиться от такой ноши? – спросил старец, пронзительно глянув из-под массивного капюшона.
– А что, может быть и другое желание?
– Может. Поэтому спрашиваю твое согласие. Против воли…
– Не идет даже Бог, – закончила я фразу. – Знаю.
– Без согласия будет сложно всем. – Отец Адриан перекинул свисающую петлю четок и продолжил: – Бывают состояния, когда человек не желает меняться, он даже охраняет свое внутреннее существо. Но в нашем случае должно получиться, с Божией помощью. В нужное время попробуем, хорошо?
– Согласна, давайте попробуем.
Мы простились, и учитель повез гостя обратно, а я пошла на кухню заварить чай и заметила Константина, вошедшего следом.
– Можно с тобой? – спросил он, указывая на стул у барной стойки.
Улыбнувшись, я поставила на стол вторую кружку.
– Конечно, разделишь со мной чайную трапезу.
Костя присел и стал наблюдать за моими действиями, как я достала черный индийский чай с бергамотом, разложила порционно в кружки, залила кипятком, нарезала лимон и насыпала конфеты в вазочку. Все это время мы оба хранили молчание, но чувства неловкости не возникло.
Потом мы сидели напротив друг друга, отпивая чай и неотрывно глядя друг другу в глаза. И когда это продлилось достаточно долгое время, я заметила:
– У тебя появился новый взгляд. Только не пойму, ты сейчас радуешься или печалишься? От тебя исходит странное настроение.
Константин опустил кружку на стол и едва заметно пожал плечом.
– Не могу тебе ответить. Сам не пойму, потому что и радостен и печален одновременно. Сейчас мне все нравится, и… я бы остановил этот момент.
– Я бы тоже этого хотела. Даже не верится, что через несколько дней мое тело будет подчиняться не мне. В моей голове будут рождаться чужие решения, и все обретет другой смысл. Где же после этого буду я? Мне даже говорить об этом страшно. А Марк? Что станет с ним?
Костя нахмурился, протянул руку и коснулся пальцами моей ладони.
– Саша, обещай, что сообщишь мне, как только почувствуешь эту тягу. Назовешь этот день, тебе он откроется заранее.
– Да, если узнаю о нем, скажу. Конечно, скажу, одной мне не выдержать.
– Ты выдержишь. Так надо. Я верю в тебя.
Почему-то все в меня верили, кроме меня самой. Предстоящие события наводили ужас, я помнила то состояние, когда внутри просыпается черное облако и растягивает свои щупальца по всему телу, управляя им против моей воли. В такие моменты я была словно пленница, находящаяся рядом, но имеющая возможность только наблюдать.
Шло время, день за днем проходил для меня в напряжении и ожидании, и от этого было тяжело. Ночь сменяла день, солнце уступало осенним дождям, приезжал отец, сетуя на работу и грозясь уволиться, чтобы иметь возможность проводить со мной больше времени, Зоя с головой ушла в отношения со своим парнем, а Тоши Кимура уехал на международный тренерский съезд, передав заботу о массаже моих ног своему ученику.
Константин был напряжен не меньше меня, последнее время он выглядел задумчивым и отрешенным, и эта перемена была очень заметна.
Во время очередного массажа я наблюдала, как мой куратор пытается отвлечься от того, что делает.
– Костя, тебе тяжело заниматься этим со мной?
– О какой тяжести идет речь? – невозмутимо спросил он.
– Знаю, ты, как спортивный тренер, делал это не раз со своими ученицами, но вижу, что мое присутствие тебя напрягает. И мне от этого неловко.
Парень медленно вздохнул, продолжая массировать мои ноги, словно собираясь с мыслями. Какое-то время он молчал, будто силясь переступить черту запрета, которую провел между мной и собой.
– Всю жизнь я запрещал себе прикасаться к тебе, – наконец глухо отозвался он. – А теперь вынужден это делать.
– Всю жизнь? – переспросила я.
– Да. Всю жизнь. На духовном и физическом уровнях.
– Не понимаю…
– Это ты узнала меня недавно, а я знаю тебя со школы. С десяти лет.
Ответ меня сконфузил, откровенные подробности закрытого человека ввели в ступор. Между нами снова воцарилось молчание.
С десяти лет… Он знает меня с десяти лет. Насколько слепой нужно быть, чтобы не видеть этого? Почему моя жизнь пролетела мимо меня? Сколько я потеряла… Каких людей упустила, не дав коснуться своей жизни?
