– На все есть причины, – сказал отец Адриан. – И ответы. Хочешь, поговорим об этом?
– Ах, оставьте. Смысла нет. Очень давно я наблюдаю за вами, если бы вы знали, как жалки в ваших надеждах и порывах.
– Как давно ты наблюдаешь? – схимник прищурился. – Как твое имя?
– Хитрец, – погрозила я пальцем, – мое имя достаточно известное. А наблюдаю очень давно. Очень. Вы всегда были такими, надежды никакой, даже нас берет отчаяние при взгляде на ваши деяния. Но именно вы делаете наш мир. И это нам на руку. С нами лучше, правда, Костя?
Тоши Кимура нахмурился, оглядев своего ученика, который так и стоял, опустив голову.
Седой клирик достал из внутреннего кармана пузырек с прозрачной жидкостью и небольшое распятие. Шагнув на меня, он махнул пузырьком и окропил содержимым, бормоча что-то понятное только ему.
Сначала никаких ощущений мне это не доставило, но с каждым взмахом старческой руки становилось жарче и теснее.
– Не смеши народ, схимник, – прорычала я, пытаясь не показывать состояния, но очень быстро мне стало просто невыносимо. Либо бежать, либо убить источник – это два варианта, которые были доступны.
– Да воскреснет Бог! И расточатся враги Его! – в голос произнес старец, обходя меня с крестом и окропляя со всех сторон.
– Вон из моего дома, – сквозь зубы процедила я, из последних сил терпя боль и давление извне.
– И да бежат от лица Его ненавидящие Его!
– Остановите это, учитель! – возмутился Костя.
– Не узнаю тебя, мой любимый ученик, – отозвался Тоши Кимура. – Поверь, так надо.
Что-то мне подсказывало уничтожить седого клирика, ярость поднималась из центра моего тела и распространялась до кончиков пальцев, но почему-то не удавалось переступить эту черту. Нечто другое держало меня, не давая совершить действие, и это нечто находилось тоже внутри меня.
– Прогоняяй бесы силою на тебе распятого… – продолжал отец Адриан.
– Не поможет тебе ваш Бог! – прохрипела я, махнув руками, отчего сбила старого схимника с ног. – Скоро придет наш царь! И наступит наше время! Ненавижу тебя!
Я снова отправила силовую волну на седого старца, который, едва поднявшись, кубарем перелетел через журнальный столик, разбив статуэтку, привезенную отцом с Африки.
Оборвав действия и бормотание старого Адриана, я направилась к выходу со словами:
– Вернусь, когда он покинет мой дом.
***
– Как вы, отче? – спросил Тоши Кимура, поднимая старого схимника с пола. – Дело такое рискованное, даже не думал.
– Это ничего, – улыбнувшись, отозвался отец Адриан. – Все так и должно быть. Я проверил ее на предмет одержимости и должен сказать, у нас есть шанс. Демон только частично поразил ее, полная одержимость впереди, как я понял.
– Должна быть последняя инициация, – пояснил мужчина, – в ходе которой, вероятно, произойдет полное слияние.
– Вот этого мы не должны допустить, – качнул головой клирик, – исправить будет сложно. Сейчас в ней малая часть тьмы, это как подготовка для большего. Судя по ее словам о царе, они готовят серьезное дело. Но она очень сильная, очень. И именно эта сила может противостоять тьме в самой себе.
– Здесь нужен ваш обряд, как считаете?
– Мне кажется, Александрину готовят для древнего зла, и это очень серьезно. – Отец Адриан задумался, словно что-то вспоминал. – Мои глаза видели многое, но этот случай один из сложных. Поэтому подход к обряду должен быть соответствующим. Я сделаю выводы, исходя из того, что ты мне рассказал. Да, и еще, мне нужно взглянуть на книгу, по которой был сделан вызов.
Константин вошел в дом, тряхнув головой и скидывая капли дождя с одежды.
– Поговорим? – предложил Тоши Кимура, опершись плечом о стену и с неким подозрением оглядывая ученика.
– Зачем вы это сделали? – хмуро спросил парень. – Мы еще ничего сами не попробовали, экзорцист был на крайний случай.
– А сейчас не крайний случай? – учитель развел руками. – Ты видишь, во что она превращается? Она уже разговаривает от их имени, какая-то предподготовка изменила ее так, что страшно представить, как эта девочка изменится после инициации. Где она?
– Отправила меня домой. Сказала, вернется позже. Я разговаривал с ней до этого случая, она вполне адекватна, говорит от себя, но очень сдержанно. Мы могли бы воплотить свои идеи.
– Кстати, о птичках. Что с тобой происходит? Ты поменял идею?
– Нет, – Костя увел взгляд, – идея та же.
– Ты рассказал ей, как вымаливал мать? Серьезно?
– Этого не было. Не понимаю, откуда у Саши информация, сам удивлен.
– Она распознала отца Адриана, хотя он впервые снял схиму и приехал в мирской одежде. После моего рассказа он сделал это, – Тоши Кимура покачал головой. – Известный человек, экзорцист с большим стажем отнесся к нашему случаю настолько серьезно, чего не скажешь о тебе.
– Я уже рассказал вам о моем отношении к Богу. Больше добавить нечего.
– Хорошо, это твой личный случай. Просто не мешай работать другим. Александрина может быть опасна, у нее появляются способности, далее последует сила и инициация. Тогда мы ее потеряем. – Мужчина настороженно оглядел своего ученика и добавил: – Мы работаем в связке, если ты не забыл. Но я вижу, что с тобой что-то происходит, не вчера родился. Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, но смотри, не ошибись. Смотри не ошибись.
***
Я бродила по улицам, проходила мимо парков, видела гуляющих мам с детьми, их улыбки и объятия. Наверное, вот здесь есть любовь. Их глаза такие искренние. Чувствуется связь душ. Моя мама тоже любила меня. Должна была. Наверняка любила. Я помню. Я… Что-то очень теплое разлилось в груди в этот момент, разлилось, но тут же принудительно сжалось. Очень больно, до удушья. Я схватилась за ворот и остановилась у заборчика, что огораживал пруд с лебедями и дикими утками.
– Вам плохо? – заглянул мне в лицо пожилой мужчина.
– Нет, – я покачала головой, – все в порядке.
Глядя на удаляющуюся фигуру мужчины, я недоумевала: мы ведь незнакомы, зачем он подошел ко мне, проявил участие? Мы друг другу никто. Что им двигало? И что такое происходит со мной? Странные чувства и ощущения, какие-то далекие мне, но, кажется, знакомые.
Маленький мальчик вдруг споткнулся на тротуаре и упал, разбив колено. Он плакал, а мама целовала его и успокаивала. Я вгляделась в лицо ребенка – по его щекам текли слезы. Слезы… Ему больно, он плачет. Вот что мне хотелось сейчас – плакать. Плакать изо всех сил, потому что, наверное, мне было больно. Просто почему-то это чувство забылось.
Сложилось впечатление, что я долго смотрела на себя в зеркало, не понимая, кто передо мной. Но вдруг что-то изменилось, и я стала себя узнавать. В этот момент ледяные щупальца внутри оживились и растянулись, проникая во все стороны моего тела, замораживая чувство боли и желание плакать. И вот, спустя минуту, мне уже все равно, я иду вдоль дороги и несу в себе холод и силу, и сопротивляться этому тяжело.
