– Позволю заметить, – вызвался Костя, – как представитель этой стороны, что любовь можно заметить случайно, здесь это часто бывает. А жертвенную любовь невозможно запланировать, она спонтанна, но очень сильна.
– Из этого следует…?
– Не делать поспешных выводов. Присмотреться еще. Королеве править двумя мирами, есть смысл изучить эту сторону. Для компетенции.
Я оторвалась от вида заходящего солнца и внимательно оглядела парня.
– Присмотрюсь. Компетенция королеве не помешает.
Последующее время мне пришлось жить жизнью Александрины Лимы. Почему так, потому что этот мир ждал от меня именно ее, а не то, что хочет править этой девушкой внутри нее.
Я заезжала в ее магазин парфюма, снимала кассу, проверяла документы, брала заказ, общалась с сестрой, дядей, и почти никто не видел подмены, лишь изредка папа и Зоя хмурили брови и задавали вопрос о моем самочувствии, но все огрехи списывали на развивающуюся беременность. Удивительно, но мое положение перестало доставлять какие-либо физические неудобства, все протекало почти без ощущений растущей во мне новой жизни.
К слову о жизни внутри. Где-то глубоко во мне появилось осознание, что этот человеческий плод есть самое ценное на данный период. Именно он станет проводником. Проводником чего, мне пока было закрыто, но то, что станет – абсолютно точно. Как и то, что я должна защищать его любой ценой.
Странное чувство овладевало мной иногда. Я словно расщепилась на несколько граней себя и прыгаю из одной в другую. Читала, что шизофрения по-гречески – расщепление, но судя по поведению моих духовных учителя и куратора, я не больна. Втроем, как известно, с ума не сходят.
Однажды, стоя у окна гостиной и глядя на проезжающие под дождем автомобили, я задумчиво произнесла:
– Он почти готов.
– Что? О чем ты? – Костя подошел ко мне со спины и осторожно заглянул в лицо. – Кто готов?
– Он, – снова повторила я. – Его часть находится внутри меня.
– Ты ведь не о ребенке?
– Нет. Он больше нас всех. И мне передают, что скоро произойдет важное.
В этот момент входная дверь распахнулась, и появился Тоши Кимура с незнакомым мужчиной. Они поставили мокрые зонты у порога и направились к нам.
– Добрый вечер, – улыбнулся учитель и, указав на мужчину, добавил: – Знакомьтесь, это Адриан.
Я медленно развернулась к гостям и поправила:
– Отец Адриан.
– Как ты узнала? – прищурился Тоши Кимура.
– Вы священнослужитель, – я оглядела седого пожилого клирика, – это чувствуется за версту, хоть вы в гражданском. Назовите полный чин.
– Ты права, Сашенька, я священнослужитель. Хорошо знал твоего деда. А мой чин весьма неудобен в произношении мирским людям, но отвечу тебе: я схиархимандрит.
– Хм, действительно, весьма. Буду называть вас схимник.
– Согласен.
– Высокий чин… – задумчиво протянула я. – Вы сняли облачение. Ради чего? Что привело человека такого положения в мой дом?
– Ты, Александрина. Если позволишь, мне нужно поговорить с тобой.
– Учитель! – Костя укоризненно покачал головой.
– Это ничего, – я успокаивающе похлопала парня по плечу. – Даже забавно. Тогда давайте, присядем.
Отец Адриан опустился в кресло напротив меня и улыбнулся:
– Никогда бы не подумал, что познакомлюсь с внучкой Павла. Твой дед был удивительным человеком.
– Вы же не за этим сюда пришли, – усмехнулась я. – Мне известна родословная.
– Все так, – мужчина кивнул и вдруг спросил: – Кого ты любишь больше всего?
Вопрос застал врасплох. Седой схимник внимательно следил за мной, его старческие бесцветные глаза цепляли покрепче рыболовного крючка.
– С чего вы взяли, что я кого-то люблю? – Мой ответ прозвучал очень равнодушно, так, что заставил учителя и Костю посмотреть на меня.
– К сожалению, я принес тебе печальную новость, – седой клирик глубоко вздохнул. – Больше никто не согласился озвучить это известие. Вчера в ночь в свободных водах пираты расстреляли Алексиса и его команду.
Меня окатило жаром, и я вскочила.
– Что?!
– Это не все. Сегодня утром Зою Барковскую насмерть сбила машина.
Почему-то я ощутила странное чувство – разливающуюся боль в груди. Схимник поднялся и шагнул ближе, протянув тонкие жилистые руки к моему животу.
– А еще по результатам анализов, – добавил он, – сразу после рождения твой ребенок перестанет дышать.
Последняя фраза словно активировала во мне выброс огненной лавы.
– Прочь от него! – зарычала я, отшвырнув седого старца к стене. – Не прикасайся к царю. Он мой.
В этот же момент возле меня оказался Константин, и, как бы желая защитить, закрыл собой, встав между мной и отцом Адрианом, которому помогал подняться Тоши Кимура.
– Она еще здесь, – шепнул схимник учителю. – Надежда есть.
– Ушиблись? – холодно поинтересовалась я у старца. – Вот к чему приводит обман.
– В тебе живет любовь, – мягко ответил отец Адриан, приглаживая длинные растрепавшиеся волосы маленьким гребнем. – Не теряй ее, это твое спасительное сокровище.
– Я не знаю, что такое любовь. В полной мере не знаю. И никто не может ее показать. Поэтому ради любопытства решила задержаться здесь, чтобы опровергнуть свои взгляды. Но, увы, пока все на нулевой отметке.
– Знаешь, – седой схимник улыбнулся, качая головой. – Знаешь, Сашенька. Именно любовь заставила тебя сейчас так действовать. Но ты зачем-то закрываешь это чувство в себе. Мне пришлось выдумать страшные происшествия с близкими людьми, но это позволило открыть тебя.
– Смело, – заметила я. – Вы могли погибнуть от моих рук, и знаете это, но пришли сюда. Чего вы хотите?
Отец Адриан грустно посмотрел на меня.
– Хочу вернуть Александрину. Голос Агаты вопиет ко мне, и твой дед не раз давал знак, ты нужна здесь.
– Вам незачем ее возвращать, – заверила я. – Она никуда не уходит и скоро начнет править обеими сторонами. Так будет до рождения царя. Я буду с вами всегда. Будьте спокойны и возвращайтесь домой.
– Понимаешь, дитя, я не могу отпустить твою душу, мне отвечать за нее. Душа это самое ценное для Бога.
– Самое ценное? – Я приблизилась к старому схимнику и склонилась к его лицу. – Сдается мне, что ваш Бог не очень-то ценит самое ценное. Юный Константин часами выстаивал на коленях, моля Бога о спасении матери. И что он получил? Жертву? Мать в петле? Разбитое детское сердце? Да, именно. Теперь этот парень вырос, построив стену между собой и Богом.
Костя бросил в мою сторону пораженный взгляд и уставился в пол.