Уивер грустно улыбнулся.
– Знаешь, Мэтт, иногда я мечтаю, чтобы счастливые концы и вправду случались.
– Иногда и случаются. Смотря кто автор книги.
– Я не про книги. Я про реальную жизнь.
Словом дня у меня было ренегатство – «отступничество, измена, непостоянство». И в тот момент я как раз почувствовала себя ренегаткой. Потому что я не верила в счастливые концы. Ни в книгах, ни в реальной жизни. Я уже кое-что про нее понимала. Но потом я вспомнила грязный убогий домишко Эмми – и каким он стал теперь теплым и уютным. Я представила, как мой папа учит Томми ходить за плугом и как Томми с важным видом мужчины-добытчика несет домой молоко и масло, заработанные собственным трудом. Я подумала, что о маме Уивера – наверное, впервые в ее жизни – по-настоящему заботятся. И как Эмми гордится, что она способна по-настоящему заботиться.
А потом я вспомнила, как миссис Лумис плачет в хлеву, и как Джим и Уилл издеваются над Хаббардами при каждом удобном случае, и как окаменела челюсть у Ройала, когда он говорил о том, что хочет, чтобы их не было.
– И я тоже, Уивер, – вздохнула я. – Я тоже.
Люцифéр
– Мэтти Гоки, что на тебя нашло? Ты сегодня вялая, как мул, и такая же бестолковая! Быстро неси заказ на стол восемь! Шевелись! – разорялась Стряпуха.
Народу за ужином собралась тьма-тьмущая, и Стряпуха была в ужасном расположении духа. Я бегом отнесла один заказ и тут же вернулась за вторым. За Стряпухиным рабочим столом ужинал Джон Денио.
– Генри, – окликнул он, внимательно вглядываясь в кусочек, наколотый на вилку.
– Что?
– Ты что, бросил в лепешки перец?
В тот вечер Генри приготовил ужин для прислуги – рагу и сладкие лепешки. Мы все поели еще час назад, но Джон ужин пропустил – встречал вечерний поезд, – так что Генри придержал для него остатки.
– Какой пферетс?
– Ты знаешь какой. Обычный, черный. Перец-горошек.
– Я не понимать, что вы говорить. Я не бросать пферетс в лепешки.
Джон отложил вилку и накрыл свой ужин салфеткой.
– Тогда сделай мне одолжение, ладно, Генри? Будь любезен, не подпускай чертовых мышей к чертовым мучным закромам!
Уивер чуть не лопнул со смеху. Я тоже.
– Не понимаю, что смешного. Вы это тоже едите! – огрызнулся Джон.
Смех как рукой сняло, и живот скрутило. Но долго прислушиваться к себе не было времени.
– Мэтти, заказ на стол семь! Стол семь! – рявкнула Стряпуха.
Я бегом понесла четыре миски супа, по пути расплескивая его и выворачивая шею, чтобы посмотреть в окна столовой на лодочный ангар. Все лодки уже стояли на месте. Причал был пуст.
– Они должны были вернуться, – пробормотала я себе под нос. – Должны были. Где же они?
По краям и по бокам мисок расползлись зеленые потеки крем-супа из сельдерея, а крутоны потонули. У гостей за седьмым столом вид был до крайности недовольный.
– У тебя сегодня что, гири к ногам привязаны? – напустилась на меня Стряпуха, когда я вернулась в кухню.
– Нет, мэм.
– Тогда давай пошустрее!
Двери рывком распахнулись.
– Мне нужен чайник чая в номер двенадцать, миссис Хеннесси! – сказала миссис Моррисон, влетая в кухню. – И тосты на молоке. Один из маленьких Петерсонов приболел.
– У меня тут теперь лазарет в придачу к кухне? Мэтти, отрежь два куска белого хлеба и…
– Миссис Петерсон очень просит, чтобы вы лично их приготовили, миссис Хеннесси. Говорит, вчера ваши тосты избавили ее малыша Тедди от кишечных спазмов.
– У нас как раз Генри напек лепешек с мышиным дерьмом. Угостите ими малыша Тедди – хворь как рукой снимет! – проворчал Джон.
– Что еще прикажете? Взбить малышу Тедди подушку? Спеть ему колыбельную? – брюзжала Стряпуха, доставая из жаровни бараньи котлетки. – Мэтти, завари чаю, будь добра. Или леди Петерсон желает, чтобы я и воду кипятила самолично? – бурчала она в спину миссис Моррисон. – Восемьдесят пять человек ужинают, из них пятьдесят одновременно, вдобавок еще и день рождения – отдельный праздничный стол на двенадцать персон, а из меня тут няньку делают, поди ж ты…
А ведь ужинать должны были восемьдесят семь человек. Восемьдесят семь, а не восемьдесят пять. Двое гостей на ужин не явились. Из номеров сорок два и сорок четыре. Чарльз Джером и Грейс Браун. Стол девять. Я его накрыла для них, но было уже восемь вечера, а они все еще не вернулись с озера.
Раньше, в обед, я обслуживала их стол. Они заказали суп и сэндвичи и во время еды ссорились. Принося блюда, я слышала обрывки спора.
– …и там есть церковь, рядом с отелем в Ютике, – говорила Грейс Браун. – Можно зайти в нее и прямо там…
– Но можно и прямо тут, Билли. Узнáем, вдруг тут есть какая-нибудь церквушка, – сказал Чарльз Джером.
– Сегодня, Честер. Пожалуйста. Ты обещал. Я не могу больше ждать. Ты должен понять, я не могу…
– Ладно, ладно, не кипятись. Давай сперва покатаемся на лодке, а? Смотри какой чудесный день. А сразу после спросим про церковь.
– Честер, нет! Я не хочу кататься на лодке.
Я подходила к столу несколько раз – проверить, не нужно ли им чего-нибудь еще. Мужчина съел весь свой обед, потом девушкин суп, который она оставила нетронутым, потом попросил десерт. Счет за обед он попросил прибавить к стоимости номера. «Джером, – сказал он. – Чарльз Джером, номер сорок два». Раньше я уже слышала это имя. Миссис Моррисон мне сказала, что парочка туристов, некий мистер Джером и некая мисс Браун, прибыли без предварительного уведомления, не зарезервировав номер заранее, и она селит их на верхнем этаже, и что мне нужно будет к ночи подготовить им постели.
Они закончили обедать, и я убрала со стола. А потом, позже, я увидела Грейс на веранде, и она вручила мне письма, и я сунула их под матрас и забыла о них, и о ней, и о Чарльзе Джероме, потому что Стряпуха усадила меня чистить картошку, и это длилось чуть ли не до вечера.
Я и не вспоминала об этих двоих до самого ужина, пока не увидела, что за их столом пусто. И с этого мгновения я уже не могла перестать о них думать.
– Мэтти! Вода закипает! – крикнула Стряпуха. – Готовь поднос для двенадцатого номера.
Я схватила заварной чайничек, засыпала туда чайных листьев, стараясь не попасться под руку Стряпухе, метавшейся по кухне. Потом сняла чайник с огня и заварила чай. И тут в кухню вошел мистер Моррисон и стал наливать себе кофе.
– Не видела тебя сегодня за ужином, Энди, – сказала Стряпуха. – Как дела, не стряслось ли чего?
– Ужин пришлось пропустить. Ждал, когда парочка идиотов вернет мне лодку.
Стряпуха фыркнула.
