Через неделю после внезапного богатства семьи Таунсенд, пришло письмо от Келли, в котором она искренне поздравляла с такой удачей, однако вторая половина письма окрашивалась в неприятно-темные цвета. Не в силах больше проживать в одиночку те трудности, что выпадали на ее долю, она решила поделиться с матерью. Ее муж, все так же впустую прожигал жизнь, со временем на новом месте приобрел единомышленников по части выпивки и азартных игр, и все те доходы, что приходили с имения в Шотландии, уходили в вино. «Мама, люди не меняются, и сколько веры мы бы ни вкладывали в них, как бы ни старались поспособствовать их изменению, люди остаются прежними, или хуже того, еще больше пагубных привычек приобретают» писала Келли с таким отчаянием, которое способны прочувствовать лишь близкие ей люди. Будучи связанной перед Богом с супругом брачными узами, она молила об ободрительных словах, что способны будут придать сил проживать каждый новый день в смирении и терпении. «О, Моя бедная девочка, за что ей выпало такое испытание» – плакала над письмом Мери, и боль, от невозможности помочь или спасти дочь от такого жестокого человека, разрывала материнское сердце на части. Ей хотелось утерять способность чувствовать, лишь бы не переживать те муки, которые начались в ней с письмом от Келли.
Однако повлиять на жизнь дочери, которая находилась на большом расстоянии от родительского дома никак не вышло бы, и Мери задумала лишь облегчить ее страдания, пригласив на время погостить у них на побережье.
Получив ответное письмо, Келли долго читала приглашение матери и искала слова объяснения мужу, что в нем нет необходимости во время поездки домой. С задумчивым лицом сидела она у туалетного столика, держа раскрытым письмо и вновь перечитывала строки, словно там написано то, что необходимо было преподнести Коннору. Но Келли не успела сообразить и составить весь монолог, муж выхватил из рук письмо и сам ознакомился с его содержимым.
– Что ж дорогая, раз твои уважаемые маменька и папенька желают видеть тебя, прошу, можешь даже сейчас начать собирать вещи. – почти смеясь с несерьезностью к происходящему произнес вердикт Коннор и уселся на кровать.
– Я еще не знаю, на какое время мы отправимся домой, о своем решении я сообщу тебе письмом – ответила Келли, стараясь удостовериться, не затеял ли игру супруг и точно ли она может забрать дочь и оставить его одного.
– Можешь не возвращаться, обо мне не переживай, тосковать не буду, ты меня знаешь, развлечения я для себя найти сумею – и суровый взгляд с частицей ненависти пробежал по телу Келли, вселяя ужас в ее крошечные и нежные глаза, затем Коннор отпил еще несколько глотков напитка из тяжелого бокала и с силой поставил его на прикроватную тумбочку, от стука которого Келли вздрогнула.
Он цинично осматривал свою супругу, эти тонкие светлые плечи, эти волосы легкие и пушистые, что покрывали большую часть ключиц были особенно прекрасны при свете. Эти алые губы, что шевелились, словно шепотом произнося молитву, он смотрел на нее, и в нем переигрывали все чувства, которые он когда-либо испытывал к ней: нежная любовь, ненависть, раздражение, восхищение ее стойкостью, красотой и молодостью. Он понимал, какой разрушительной силой обладал, насколько опошлял ее судьбу и как неисправимы последствия, которые она будет переживать после него. Он все понимал, сколько Келли страданий несет, но все больше он был удивлен, что любовь к нему, как к первому мужчине в ее жизни, все еще жила в ней. Она продолжала любить, продолжала заботиться, продолжала бояться за него.
– Никто меня больше так любить не будет – неожиданно произнёс он слова, от которых Келли пыталась уловить скрытый смысл.
– Я любила вас, я очень сильно любила вас, хотя вам чуждо это чувство.
– Ты еще влюбишься, не в меня, в достойного джентельмена, я тебя уверяю – впервые в его голосе она уловила все сожаление о том, что он вовлек ее в такую жизнь.
– Потом возможно я еще и влюблюсь, но это будет иначе, так больше полюбить я не смогу. Вы безжалостно будете напоминать мне о себе, всегда. Я буду выходить на прогулку и вспоминать, как вы бережно укрывали меня от ветра, я буду на приеме, и за столиком напротив я буду видеть ваши глаза, и в улыбке каждого джентельмена я буду искать эти ямочки, вы всегда были безжалостны ко мне и останетесь таким.
– Келли, это губительная любовь, не имеющая ничего общего со счастливым будущим, ты это понимаешь.
– Я понимаю, но вырвите мне сердце, и оставьте себе, и тогда я буду свободна.
– И тогда ты будешь мертва, а я бы не хотел этого – ответил он и Келли поддалась потоку чувств, бушующей силе любви к мужу, который сидел в ее постели и с неземной нежностью смотрел на нее.
– Я надеюсь на одно, если я умру, что в тебе найдется несколько слез, чтобы оплакивать мою бедную заблудшую душу – и договаривая последние слова Коннор встал и приблизился к жене, опустился перед ней на колено и стал поочередно целовать ее руки, словно они были единственной ценностью в этом мире для него.
Это было словно прощание навсегда. Келли не могла противостоять той нежности, которую она так долго желала от него получить. И в этот порыв истомой близости, когда все прошлое было убрано за завесу настоящего, Келли становилось ужасно страшно. И страшно было не оттого, что этакая неизбежная разлука ожидала их, а оттого, что это закончится и она больше никогда не увидит его таким. Что все проявление любви, которое он скрывал долгие годы, вышло из него сейчас, когда он теряет ее. Они предавались любви со всем пылом, словно тайные влюбленные. Они впервые ощутили себя любимыми, в полной мере как того каждому требовалось. Остаток дня провели в постели, где нескончаемо разговаривали о детстве, интересовались новыми предпочтениями и вкусами, заново узнавали друг друга.
На следующий день, когда все вещи были убраны и привязаны к коляске, Элизабет без особой нежности попрощалась с отцом и первая запрыгнула в кабину. Оставшись наедине, Коннор ухватил Келли за руки, строго посмотрел ей в глаза и сказал последние прощальные слова, несущие в себе всю исцелительную силу: «Я тоже любил тебя, это была особенная любовь, осмелюсь сказать она и не прошла, она всегда будет жить во мне, но я слаб перед искушениями, Келли, я слаб как мальчишка, ты оказалась намного сильнее меня, за это я буду боготворить тебя до последних своих дней.»
– Прощай, любовь моя – отрешенно ответила Келли и продолжительно поцеловала мужа в холодные и одинокие губы.
– Прощай.
Еще долго Коннор стоял у порога пустого дома, не решаясь войти в него. Коляска с дочерью и женой стремительно укатила и слилась среди остальных на просторах улиц большого города.
Глава 36
Мери без устали носилась по всему поместью, контролируя и отдавая больше указаний на счет уюта и обустройства комнат для дочери и внучки. Уже как неделю они перебрались в дом умершей миссис Форбс и все с точностью должно было соответствовать хорошему вкусу новой хозяйки. Старые пуфы было решено заменить на новые, тяжелые оконные шторы, которые не пропускали дневной свет в комнаты было решено снять, чайный столик, рояль, кресла передвинули ближе к свету, где через широкие окна отрывался вид на море. Миссис Таунсенд хотела навсегда убрать память о прежней хозяйке, которая поселила мрак в большой каменный дом. Было решено отдать Келли и Элизабет гостевые комнаты на втором этаже, Мия поселилась на последнем этаже, куда наверняка не будут доноситься разговоры из гостиной. Когда все было готово, Мери придирчивым взглядом осмотрела все поместье и шумно выдохнув погрузилась в большое кресло, которое напоминало королевский трон, эта была единственная мебель от вдовы, что пришлась миссис Таунсенд по вкусу.
