На следующий день, когда за окном выпали первые хлопья снега, Мию навестила Минни. Умолчать о такой новости было невозможным и Мия решила, лучше пусть от нее подруга узнает о ее решении, нежели из сплетен, которые уж точно в скором времени разлетятся по округе.
– Я понимаю, насколько странно выглядит мое решение, но я так же понимаю, что наш союз разорвался со смертью нашего ребенка, Дениэл исчез, я не знаю где он, ни письма, ни весточки, и я так не могу дальше жить, наедине с пустотой, вместо которой рядом со мной должен быть мой муж. Я так зла на него, что лучшим напоминанием обо мне для него, будет весть о моем замужестве.
– Милая, это нечестно по отношению к мистеру Форбс, обдумай, ты вымещаешь свою обиду на ни в чем неповинном мистере Бакере и когда он узнает о твоем прежнем замужестве, вообрази какому позору он тебя предаст. Это станет сущим кошмаром, похуже того, что ты уже пережила.
Но переубедить подругу Минни так и не удалось, если уж она что и решила, то обязательно доведет дело до свершения. Опасаясь за совсем печальный исход судьбы несчастной мисс Таунсенд, Минни все же уселась за то самое письмо, что никак не осмеливалась написать ранее мистеру Форбсу. «Уважаемый мистер Форбс. Не сочтите за дерзость и странность, то что я пишу вам, но весьма опасные обстоятельства подтолкнули меня на такой, осмелюсь сказать, неразумный поступок. Моя горячо любимая подруга, мисс Мия Таунсенд связана с вами сильными чувствами, но в контексте последних событий, злой рок может завести ее в непоправимое….» Так начиналось послание к Дениэлу, с обширным описанием всех томлений подруги, всех дней в одиночестве. Послание больше было похоже на просьбу, даже мольбу о помощи, с примесью легкого порицания мистера Форбс, что вовлек ее в такую жизнь, полную тайн и душевных мук. Дрожащими руками, отдавая посыльному письмо, Минни в очередной раз обдумала, верно ли поступает и внутренний голос одобрительно ответил, затем все же вручив письмо, как нечто важное, от чего зависит жизнь и с большим трепетом каждое утро ожидала ответа. Но его так и не было, ни через день, ни через три дня, ни через неделю.
Тем временем подготовка к свадьбе началась, первые мерки для свадебного платья были сняты и в скором времени ожидалась уже примерка чернового образца самого платья. Мия больше ничего не чувствовала, ни радость, ни предвкушение новой жизни, ничего. И как ни странно, о Дениэле она тоже позабыла, он остался на страницах закрытой книги, которую она с удовольствием спрятала в книжный шкаф на задний ряд, дабы не встречаться глазами с удручающим ее названием «Горькое счастье» – так она сама ее назвала. Минни все время пыталась разговорить подругу, случайным образом упоминала о вдове Форбс, о самом мистере Форбс, силясь возвратить ее мысли в прежние дни, где Мия без усталости могла говорить о нем, но ничто больше не действовало. Мистер Бакер несколько раз уже навещал свою невесту, было несколько ужинов в семейном кругу, где он всеми силами старался понравиться будущей родне. Без конца нахваливая красоту будущей жены, он то и дело начинал свой рассказ о первой встрече на приеме в их доме, где Мия проявила необычайную скромность для барышень нашего времени, тем самым сделав комплимент родителям, что приложили достаточно усилий для хорошего воспитания. Миссис Таунсенд восхищалась будущим зятем, поскольку он так тонко все замечает, в особенности ее старания в закладывании хороших манер в дочери.
Джеймс ожидал приезд и знакомство с Агнесс, уповая, что и она не разочарует его, окажется примером для девиц ее возраста. Приезд Агнесс был запланирован за несколько дней до свадьбы, и так как дел было слишком много и так мало времени отведено до начала торжества, не было свободной минутки упомянуть о младшей дочери, как это обычно делалось в прежние годы. Через еще одну неделю пришло письмо от Китти, которая почти кричала с каждым словом о том, как опрометчиво Мия поступает, и что уже она состоит в браке, и чтобы она сожгла это письмо после прочтения, дабы оно не попало в злые руки и не принесло еще больше отчаяния в ее жизнь. «Куда еще больше» – подумала Мия, и бросила его в огонь камина, который жадно поедал лист, прожигая его с центра до краев почти невесомым пламенем.
На следующий день пришло еще одно письмо от Китти, где она уже ровным тоном и изысканными словами писала, что прелестей в браке она так и не нашла, что союз, это сложный труд обоих, и, если бы сейчас стоял выбор, между жизнью в одиночестве или жизнью с супругом, она точно выбрала бы первое. «Не подумай, что я жалуюсь на свою жизнь, нет, напротив, я хочу сказать, что жизнь в брак – это не единственный выход. Романтические чувства и дни, в которых замирание сердца занимало большую часть времени, стали больше похожи на иллюзию. Все растворилось с приходом очередных месяцев в нашу жизнь, которые стали скучны и однообразны. Клиффорд и я, мы союзники, слияние капиталов, слияние взглядов, и ничто больше нас не объединяет. Мы безмерно уважаем друг друга, но отныне каждый занят своими заботами, а совместное время отводится обедам, иногда ужинам, а иногда визитам». В письме Китти не прослеживалось разочарование, она таким образом и планировала проживать, однако быть желанной, нужной, и ощущать любовь ближнего – это она понемногу упускала из своей жизни. Китти призывала Мию одуматься, призывала принять решение в пользу одиночества, так как зная мистера Бакера, она никогда не обретет ни крупицы счастья, будучи замужем за таким самодовольным джентельменом. «Он не подарит тебе и возможность испытать те чувства, что вызывал в тебе Дениэл» – так закончила свое второе письмо подруга. И тут в памяти Мии восстановились все встречи с мистером Форбс, менялись декорации, но неизменными были его глаза, полные строгости и огня, что можно заметить лишь в любящем взгляде. Сердце, словно окутанное и перетянутое паутиной ниток, сжималось и делалось крохотным. Боль была призрачна, ничего не ощущалось, но казалось, если предстанет перед ней сам мистер Форбс, все, что имеет право чувствовать в ее теле, будет рыдать от боли. Скрутившись калачиком на холодной постели, не желая разводить огонь в камине, Мия лежала, и каждая мысль, что посещала ее в ту ночь, была пуста и не несла с собой никакого смысла.
Тем временем мистер Форбс вернулся из плавания и на зиму планировал оставаться в Лондоне. После последней встречи с Мией прошло уже около пяти месяцев, он все строил планы навестить тетушку в Шотландии и провести как можно больше времени с женой. Вечером, когда он, погруженный в свои мысли, медленно доедал ужин, экономка принесла письмо, и сказала, упомянув о его давности. Отложив его, Мистер Форбс дал указания прислуге собирать вещи поскольку завтра он отправится к тетушке. Переместившись в гостиную, он взглянул на камин, где призрачно померещился ему силуэт Мии, как она, расположенная у тепла огня и трескающих брёвнышек, беззаботно улыбается, смотрит на него, затем на огонь, и каждая прядь ее густых волос непослушно выбивается в разные стороны с каждым движением ее головы. Ему захотелось подойти и поправить их, но тут он опомнился, серьёзное выражение вернулось на его лицо, и он принялся за чтение письма. Бегло взгляд скользит по каждой строке и прилив гнева усиливался с каждой новой прочитанной фразой. Сжав в кулак письмо от Минни, он окликнул экономку, которая впервые услышала столь громкий крик от хозяина и влетела в двери, опасаясь, что произошел пожар. Мистер Форбс поинтересовался, когда точно пришло письмо и тут же велел подготовить лошадь, он немедленно отправляется в Шотландию, а подготовленные вещи приказал отправить утром в коляске. Всю ночь он, не зная усталости, гнал лошадь, не делая перерывов. Мысли роем кружились в голове, и ни одной из них он не смог бы дать пристанища в виде сказанных слов Мие. Он с усердием пытался сообразить, что скажет, и наконец, обдумав все, что описала Минни, в частности сколько томлений пережила возлюбленная от первой встречи с ним до сегодняшнего дня, понимал, что не в праве судить ее за принятое решение. На рассвете Дениэл был уже у фермы, в одной из комнат главного дома спала она, встречу с которой он ожидал со дня разлуки. «Как эгоистично было полагать, что я заслуживаю ее любовь. На что я обрек бедное существо…» – думал он, и все смотрел на серый, стоящий на обрыве дом.
