Первый стражник, похоже, не придал значения его словам.
– По-моему, это просто перепуганная девчонка. И потом, если она ведьма, почему она прямо сейчас нас не заколдовала?
– Может, она как раз готовится, – предположил третий. – И знаешь, как говорят: нет дыма без огня. Судя по всему, что мы слышали, эта девчонка годами вызывала подозрения. Вдруг она просто выжидает подходящего момента или… – он с любопытством разглядывал Соршу, словно музейную диковинку, – …или, может быть, она понимает, что прямо сейчас ее дом окружен и любая выходка аукнется ее матери.
Сорша вскинула голову.
– Мама и сестра тут ни при чем! Не троньте их!
Двое стражников отшатнулись в испуге, но быстро взяли себя в руки, увидев, что за этой вспышкой ярости ничего не последовало. Что бы они себе ни воображали, Сорша понимала: они прекрасно осознают, что сейчас она беспомощна и находится у них в руках.
– Это правда? – стражник встряхнул Уинтера. – Тебе еще кто-то помогал? Ее семья тут замешана?
– Никто. – Уинтер смотрел себе под ноги. – Только она.
Сорша с трудом сдержала крик. Почему Уинтер это допустил? Почему он не предупредил ее или хотя бы не попытался? Даже если он боялся, даже если стражник прижал ему к горлу нож – все равно можно было что-то сделать. Хотя бы просвистеть по-другому, чтобы подарить ей шанс на спасение. Предательство жгло ее сильнее, чем тысяча осуждающих взглядов.
– Поднимите ее, – сказал кто-то. – Чем скорее ее запрут в башне, тем лучше. Там она точно не сможет колдовать.
Сорша скривилась, когда ее грубым рывком подняли на ноги.
– Закуйте ее.
Сопротивляться было бесполезно. Тяжелые железные оковы, соединенные толстой цепью, сомкнулись на ее запястьях. Когда ее пропихивали в узкий лаз, она словно сквозь пелену услышала голос Уинтера.
– Вы сдержите слово? – серьезно спросил он. – Обо мне позаботятся, дадут хорошую камеру, будут лучше кормить?
– Да, Уинтер, – процедил тюремщик. – Твою помощь вознаградят по достоинству – стражники, по крайней мере. Насчет заключенных ничего обещать не могу.
– Что?
– Стукачей никто не любит. А ты и есть самый настоящий стукач.
И тогда Сорша поняла, почему Уинтер даже не попытался ее предупредить. Потому что он был частью расставленной на нее ловушки, он просто-напросто продал ее, выторговав взамен какую-то выгоду. Из-за его предательства в душе саднило, словно там открылась кровоточащая рана. Она чувствовала себя дурочкой, слабачкой. Как он мог предать ее, когда она стольким ради него рискнула? В тот момент Сорша думала, что хуже этого ничего случиться уже не может.
Она ошибалась.
Никто не видел, как они вышли из пещеры. Четыре стражника отвели Соршу вниз, к бухте, отпуская в ее адрес глумливые шуточки, когда она спотыкалась. Внизу ждали две лодки, каждая со своим лодочником: одна для нее, а другая, видимо, для Уинтера, хотя Сорша так и не увидела, чтобы он туда сел. В пути стражники коротали время за игрой: двое резались в карты, пока двое других следили за Соршей, а затем они менялись местами. Никто с ней не заговаривал, и она тихо сидела, глядя на массивную громаду острова Расплаты, которая становилась все ближе. Несколько раз Сорша прикидывала, не прыгнуть ли за борт, и прыгнула бы – умей она плавать.
Когда лодка подошла к берегу, Сорше пришлось спрыгнуть в мелкую воду, замочив башмаки и подол. Потом ее повели вверх по склону к тюрьме, чьи высокие стены загораживали свет. Влажный зеленый мох полз вверх по камню, будто вода пыталась взять тюрьму в осаду и поглотить.
Но башня не поддавалась. На ее стенах, похоже, испокон веков ничего не росло. Она казалась изначально мертвой – мертвой, как керны, из которых ее возвели, и ничто живое не отваживалось ее коснуться.
Внутри высокие своды были испещрены странными метками и символами – они, как злорадно сообщили ей стражники, оберегали от черной магии. Сорша могла бы ответить, что в этом нет смысла, потому что изнутри башня была такой же безжизненной, как и снаружи. Такой же омертвевшей, как и чувства Сорши. Магия – это живая сущность, как и надежда. Ни той, ни другой не было места в этой каменной гробнице.
Соршу привели в камеру, где из всей обстановки были только матрас, набитый конским волосом, умывальник и ночной горшок. Ей оставили воды и черствого хлеба, а потом закрыли дверь и задвинули засовы.
– Когда я увижу маму? – прокричала она вслед удаляющимся шагам. – Пожалуйста, скажите!
Но ответа не было. Ни сейчас, ни потом – когда дверь открывали, чтобы принести еды или опустошить ночной горшок. Сорша коротала время у окон. Отсюда можно было разглядеть главный остров Вороньего Камня: крыши домов, церковный шпиль и виселицу – та стояла на возвышении, у всех на виду. Все это было так близко, рукой подать – но Сорша никогда там не была.
Она гадала, что случилось с мамой и Прю. Они в безопасности или тоже томятся где-то здесь, в тюрьме? Может, их пытают, чтобы выбить признания? Или пытаются подкупить, как Уинтера? Но сколько бы она ни умоляла, стражники держали рот на замке. Неведение с каждым днем терзало ее все сильнее. Она исхудала, кожа стала темной от грязи, и в конце концов Сорша смирилась с тем, что никогда больше их не увидит.
А потом, спустя три долгих месяца, ее навестили.
Это была не мама.
Сорша стояла у окна, выходившего на главный остров, но сегодня она туда не смотрела. Вороний Камень превратился в мутное серое пятно за пеленой дождя, поэтому Сорша глядела вниз, на землю у подножья башни. У нее кружилась голова – и все же она высунулась наружу, прикидывая, как долго будет лететь вниз, если упадет. Или спрыгнет.
Погруженная в тягостные мысли, она так и подпрыгнула, когда в дверь трижды постучали.
– Не подходить, – приказал стражник.
Щелкнул замок, заскрипели засовы. Дверь отворилась, и вошли два стражника. Один остался у двери, другой жестом велел ей отойти к стене, где в камень были вделаны кандалы. Стражник молча защелкнул железный браслет на запястье у Сорши и отошел в сторону.
Стражник у двери мотнул головой. Кто-то вошел в комнату – и Сорша едва не расплакалась.
– Прю! – закричала она и бросилась было к сестре, забыв про кандалы, но цепь дернула ее назад.
Прю мелкими шагами вошла в камеру и остановилась недалеко от двери, чинно сложив руки на опрятном белом передничке. Сорша впервые за несколько недель оглядела собственную одежду – грязную, изорванную. Волосы у нее были спутанные и немытые, ногти – обкусанные, с черной каймой. Она выглядела в точности как та ведьма, которой ее провозглашала молва. Но все это было неважно, потому что спустя столько времени Прю наконец-то была здесь. Соршу не забыли.
– Сестренка, ты как? – спросила Прю. Голос у нее был ровный, ничего не выражающий.
– Ужасно, – сказала Сорша. – И очень хочу есть. Но я так рада тебя видеть!
