– Зачем это ей? – спросила Флисс, стуча зубами. – Лучше остаться в тепле, чем всё себе отморозить ради человека, которого она иначе, как в тюрьме, почти и не помнит.
В голосе Флисс звучала непривычная горечь. Бетти тоже ее чувствовала – но теперь, после обнаружения отцовских писем, менее остро. Письма означали, что он все еще о них думает. Что ему не все равно.
– Ты так никогда и не простила папу за то, что он нас оставил, да?
Флисс глубоко вздохнула.
– Я пыталась. И до сих пор пытаюсь. Но это трудно. Он должен быть здесь, с нами, а не там… особенно теперь, когда мамы больше нет. Я знаю, что он пытался заботиться о нас – по-своему, по-дурацки, – но… – Она внезапно умолкла, взглянув за плечо Бетти. Та поняла, что паромщик с интересом прислушивается к их разговору. Впрочем, Флисс можно было больше ничего и не говорить. Они обе помнили, как все произошло.
После смерти жены Барни Уиддершинс покатился по наклонной: ударился в пьянство и в азартные игры. Когда выяснилось, сколько денег он просадил, «Потайной карман» был уже по уши в долгах. И все же отец настаивал, что сможет исправить ситуацию – занявшись продажей контрабандных товаров. Вот только он бахвалился не перед теми людьми, и наградой ему стал пятилетний тюремный срок.
– Я больше всего сержусь на него из-за Чарли, – сказала Флисс. Лицо у нее было мертвенно-бледным: она всегда плохо переносила поездки по воде. – Она не скучает по маме, потому что толком ее не помнит, но у нее была возможность узнать, каково это – иметь отца. Даже такого балбеса, как наш.
В душе Бетти была с этим не согласна. Чарли казалась вполне довольной жизнью – она не скучала по тому, чего у нее никогда не было. Бетти и Флисс, сохранившие воспоминания, переживали утрату куда острее. К тому же, подумала Бетти с капелькой зависти, Флисс была первым ребенком в семье – и поэтому стала отцовской любимицей. Папиной дочкой.
Лодку качнуло, и Флисс издала слабый стон.
– Ежели хочешь покормить рыб – перегнись через борт, – сказал паромщик без тени сочувствия.
– Не отводи взгляда от тюрьмы, – посоветовала Бетти. – Бабушка всегда говорит: если смотреть на что-нибудь вдалеке, это помогает.
Бабушка. Обе они впервые совершали это путешествие без нее – зато обремененные знанием о проклятии, которое течет у них по венам. Нос лодки, зарывающийся в воду, указывал на границы Вороньего Камня – туда, где кончался их мир. И эта мысль совсем не грела.
Днем тюрьма выглядела хуже. Накануне вечером, при виде освещенных окошек и блуждающих огоньков, у Бетти почти получилось представить себе, что она видит сказочный замок.
Днем все иллюзии рассеялись. Каменное строение, серое и приземистое, нависало над островом, словно монстр, пытающийся его сожрать. Ряды крошечных окошек казались злобными пустыми глазами, а когда лодка подплыла ближе, на них стало можно различить решетки. Только одно здание выбивалось из общей картины: высокая каменная башня. Казалось, она вообще не имеет к тюрьме никакого отношения.
Бетти задрала голову и посмотрела на нее, прикрыв рукой глаза от яркого неба.
Всякий раз, когда кто-то будит проклятие, из стены башни выпадает камень…
Перед глазами вдруг опять промелькнуло видение о том, как она падает с огромной высоты. Бетти часто задышала. Что это было? Откуда-то из глубины всплыло воспоминание – история о девушке, которая упала с башни и разбилась.
Лодка пришвартовалась, и Бетти оторвала взгляд от башни. Она вышла на причал и протянула руку Флисс. Та нетвердым шагом последовала за ней. Сестры миновали паромщика, а затем очередь людей, ожидающих посадки.
– Мне немного лучше, – пробормотала Флисс. Щеки ее понемногу начали розоветь. – По крайней мере, вся каша осталась у меня внутри.
Они направились к тюрьме по тропе, усыпанной галькой. Под подошвами хрустели ракушки. Впереди, прямо у тюремных стен, торговали рыбой и прочими дарами моря.
– Фу… – простонала Флисс, когда их окутал резкий рыбный запах. Бетти поторопила ее, стараясь закрыть собой прилавок с заливными угрями и морскими улитками. Миновав его, они оказались перед массивными воротами тюрьмы. Бетти сжалась, заметив, что часовой смотрит на них с нескрываемым интересом – особенно на Флисс. Куда бы Флисс ни пошла, на нее все время пялились – даже когда она была вся зеленая из-за морской болезни. Она, несомненно, была красоткой. Ее шелковистые волосы и темные глаза всегда притягивали восхищенные взгляды, но дело было не только в этом. Люди чувствовали ее доброту и готовность видеть лучшее в каждом человеке. Но сейчас, когда они пытались выяснить правду, ненужное внимание было совсем некстати.
– Ваши имена? – спросил часовой, разглаживая форму; он был похож на птицу, которая чистит клювом перья.
– Уиддершинс, – сказала Бетти тем самым резким тоном, к которому бабушка прибегала, чтобы кого-нибудь поторопить.
– Кого навещаете?
– Отца, – ответила Флисс, прежде чем Бетти успела вмешаться.
Бетти чуть было ее не стукнула. А что, если часовой знает, что Барни Уиддершинс уже не в этой тюрьме? Она задержала дыхание, надеясь, что здесь слишком много заключенных, чтобы всех упомнить, или что часовой отвлекся, разглядывая Флисс.
– Бррр! – сказала сестра. Дохнув на руки, она умоляюще посмотрела на часового – и тот скользнул назад, словно подошвы у него были намазаны маслом, и впустил их внутрь.
Они оказались в галерее с каменными сводами. Впереди темными тенями сновали пищащие крысы; при виде их Флисс взвизгнула так громко, что заглушила крысиный писк.
Под ржавой табличкой с надписью «ПОСЕТИТЕЛИ» оказалась еще одна дверь. Она открывалась в большую комнату с деревянными скамейками, где хмурые люди стояли в очереди, чтобы сделать отметку в книге посещений.
– Только не это… – шепнула Флисс. – Посмотри туда!
Бетти оглядела очередь, натянуто улыбнувшись паре завсегдатаев «Потайного кармана», которые смотрели в их сторону. В таком маленьком месте, как Вороний Камень, невозможно было не наткнуться на кого-нибудь знакомого.
– А что, если они расскажут бабушке, что видели нас? – спросила Флисс, натягивая шаль повыше.
– Сомневаюсь, – ответила Бетти. – Все знают, как сильно бабушка гневается, если кто-то осмелится упомянуть, что папа в тюрьме. Но даже если скажут – значит, бабушке придется нам объяснить, кого она тут навещала все это время.
Пока сестры стояли в очереди, их карманы и сумки осмотрели на предмет запрещенных к передаче вещей, а волосы расчесали гребнем с длинными зубьями в поисках вшей.
– Это унизительно, – сердито бросила Флисс, поправляя прическу.
Вскоре, подойдя к началу очереди, они увидели перед собой на столе открытую книгу посещений. Флисс взяла ручку и обмакнула в чернильницу. В графе с именем посетителя она просто написала «Уиддершинс», а ниже поставила дату, время и номер заключенного.
