Корпус Ланжерона, опередивший прочие войска Силезской армии, вскоре настигнул бы отступавшего неприятеля, если бы мог тотчас переправиться через Бобер. Но все попытки графа Ланжерона перейти через реку у Левенберга, в продолжение двух дней, 17 (29) и 18 (30), не имели успеха; наконец – уже 19 (31), утром, когда вода несколько понизилась, ему удалось устроить понтонные мосты у Левенберга и полторы мили выше у Диппельсдорфа; войска Ланжерона, перейдя по ним через Бобер, пришли к вечеру в Лаубан45.
Передовые войска Йорка и Сакена, направленные к Бунцлау, захватили множество пленных и повозок; но не успели отрезать никакой значительной части французских войск. 18‐го (30-го) августа, Союзники настигли неприятельский арьергард у Бунцлау и атаковали его в присутствии самого Сакена. Французы упорно оборонялись в городе, а потом зажгли мосты на обоих рукавах Бобера. Но полковник Кацлер, с своим авангардом46, двинулся левее города и поставил на Кессельберге 2‐ю конную батарею поручика Боровского, которая, открыв канонаду по мостам, заставила неприятеля очистить город. Попытки неприятеля уничтожить мосты не удались; прусская батарея, с содействием 12 русских батарейных орудий, также взвезенных на Кессельберг, громила французов на мостах и на противоположном берегу; а прусский авангард, усиленный частью бригады Горна и двумя батальонами Охотского и Камчатского полков, отразил несколько раз неприятеля, дебушировавшего из селения Тиллендорфа к мостам. Это упорное дело продолжалось до самой ночи и стоило корпусу Йорка 8 офицеров и 350 нижних чинов. На следующий день 19 (31) августа, утром, неприятель снялся с берегов Бобра, отступил к Лаубану, Наумбургу и Зигерсдорфу, за реку Квейсс, и уничтожил мосты. Союзные войска, немедленно переправясь у Бунцлау, двинулись далее по двум направлениям: корпус Сакена к Зигерсдорфу; а корпус Йорка к Наумбургу; в то же время, Ланжерон (как уже сказано) направился к Лаубану. Главная квартира находилась в Левенберге. Вечером того же дня, вся блюхерова армия уже находилась на Квейссе. Главнокомандующий, приказав тотчас приступить к возобновлению мостов разрушенным французами, счел нужным дать армии растах 20 августа (1 сентября). В этот день, отправлено было во всех частях войск торжественное молебствие с пушечной пальбой. Тогда же отдан приказ по армии, в коем Блюхер, благодаря войска за оказанные ими храбрость и непоколебимость в перенесении трудов и лишений, исчислял трофеи победы47.
Действительно – важность одержанного успеха была более, нежели полагали непосредственно после сражения. Более 100 орудий, 250 зарядных ящиков, множество других повозок, 2 орла и 18 000 пленных, достались в руки победителей. Вообще же неприятель потерял до 30 000 человек48. Урон Силезской армии также был весьма значителен. Сам Блюхер полагал его не свыше 1000 человек, вероятно, имея в виду только убитых и раненых в бою; в действительности же потеря была несравненно более. Корпус Йорка с открытия военных действий после перемирия по 20 августа (1 сентября) потерял около 13 000 человек, в пехоте ландвера осталось менее половины наличного числа людей (именно из 13 369 только 6277 человек); некоторые батальоны считали в рядах своих по 100 человек. Корпус Сакена с открытия действий потерял 2800, а корпус Ланжерона более 6000 человек, вообще же урон Силезской армии простирался свыше 22 000 человек. Но из числа их несколько тысяч отсталых присоединились к армии, в коей вместе с корпусом Сен-При, считалось по ведомостям 20 августа (1 сентября) 81 000 человек49.
Победа на Кацбахе упрочила доверие Силезской армии к достойному ее предводителю: хотя Ланжерон и Йорк, и впоследствии, иногда позволяли себе порицать распоряжения главной квартиры, однако же сделались их ревностными исполнителями; а Сакен, снискавший действиями на Кацбахе общее уважение прусских войск, был совершенно предан Блюхеру, который, с своей стороны, отдавал ему полную справедливость. На другой день после сражения, главнокомандующий, в присутствии нескольких офицеров и солдат, сказал: «Мы много обязаны генералу Сакену; его 12-фунтовые орудия на высотах Эйхгольца облегчили нашу работу, а кавалерия, ударив в тыл Себастиани, довершила победу. Мы должны воздать ему надлежащую часть». Едва лишь Блюхер успел произнести эти слова, как они сделались известны во всех прусских войсках. Вскоре после того случилось генералу Сакену ехать мимо йоркова корпуса; узнав его прусские офицеры изъявили ему свое глубокое уважение, а прусские солдаты огласили окрестности громкими восклицаниями ура! Такой привет, внушенный сознанием многих тысяч воинов в заслуге Сакена, был достойной наградой совершенного им подвига50.
Известие о кацбахской победе, полученное союзными монархами на поле сражения под Кульмом, по разбитии Вандамма, произвело общий восторг. Король Фридрих-Вильгельм пожаловал Блюхеру Большой железный крест, император Франц – командорский крест Марии Терезии; император Александр I, сняв с себя знаки ордена Св. Андрея Первозванного, послал их прусскому генералу, удостоив его следующим рескриптом: «В числе прекраснейших для Меня минут сего похода считаю те, когда Я могу изъявить вам особенное Мое благоволение за блистательную вашу храбрость, за быстроту ваших движений, за смелость ваших действий. В то самое время, когда мы одерживали славную победу, Я снял с Себя Себя в тот момент, когда мы, со своей стороны, одержали блестящую победу, знаки ордена Св. Андрея Первозванного, коего жалую вас кавалером. Я не считаю, чтобы это обстоятельство могло сколько-нибудь увеличить выражение Моей признательности, но оно Вам докажет, что Я не потерял ни минуты, спеша уверить вас и ваши храбрые войска, с каким удовольствием узнал Я о ваших успехах. Воин живет славой своего вождя, а военачальник – славой солдат своих. Объявите им, генерал, как Я ценю их подвиги и примите уверение в Моих наилучших чувствах»51. Главные сподвижники Блюхера, Сакен и Йорк, получили орден Черного Орла, и первый из них награжден, сверх того, орденом Св. Георгия 2‐й степени и произведен в генералы от инфантерии; император Александр пожаловал графа Ланжерона вензеловым изображением своего имени на эполеты и 30 000 рублей. Гусарские полки Ахтырский, Белорусский, Александрийский и Мариупольский получили надпись на кивера: «За отличие 14 августа 1813 года», и проч.
Тяжелы были удары, нанесенные неприятелю войсками Силезской армии на Кацбахе; но еще важнейшим последствием их был упадок духа в макдональдовой армии. Расстройство французских войск увеличивалось с каждым шагом их назад; а недостаток в съестных припасах довершил их жалкое положение. Как французское интендантство в эпоху наполеоновых войн не отличалось предусмотрительностью, то войска были принуждены заботиться о себе сами. Легко представить, до какой степени был затруднителен подобный способ снабжения армии после проигранного сражения, при поспешном отступлении через опустошенную страну, которой жители ненавидели французов. В таких обстоятельствах единственным средством для продоволь-ствования войск оставалось добывание запасов грабежом, что повело к мародерству и к совершенному упадку дисциплины.
Глава XXIV
Сражение при Гросс-Беерене
На основании общего плана действий, составленного в Трахенбергском замке (см. гл. XIX) решено, чтобы Северная армия наследного шведского принца, оставя 15 000 или 20 000 человек, для наблюдения за французами и датчанами, против Гамбурга и Любека, собралась в окрестностях Трейенбрицена, для переправы через Эльбу, между Торгау и Магдебургом, и движения к Лейпцигу. Главнокомандующий Северной армии возбуждал большие надежды, как один из бывших сподвижников великого военного Гения; ему же приписывала молва составление общего плана действий для всех армий коалиции образовавшейся с продолжение перемирия. Жители Пруссии смотрели с любопытством и участием на воина, пришедшего из далекой Швеции, с мужественными сынами ее, в помощь угнетенной Германии, против французов, своих соотечественников1.
