В «Тэмпура-Хаусе», насквозь пропитавшемся запахом масла и жареного теста, было полно клиентов. Киёми заметила Тину и подошла к ней. Выбившаяся из прически прядь лезла ей в глаза, отчего Киёми то и дело мигала.
— Много работы? — спросила Тина.
— Очень. Вон твоя мама. — Киёми показала через весь ресторан.
Ханако улыбнулась Тине, неся поднос с суси к одному из столиков.
— Есть хочешь? — спросила Киёми.
— Просто заглянула посмотреть, как она. Но поесть не помешает — можно мне овощную тэмпуру?
— Без креветок?
— Ну, одной хватит.
— Можешь сесть за тот столик в глубине, — бросила Киёми, спеша к клиентам.
Тина села и стала наблюдать, как ее мать и другая официанта бегают взад-вперед. Клиенты всегда улыбались, когда Ханако подходила к ним, — они, похоже, были довольны.
После того как мама подошла, чтобы коротко поздороваться, Тина вынула хрестоматию и начала читать статью для семинара профессора Аламо. Она понимала крайне мало про нерепрезентативную память: что мозг не хранит жестко закодированные символы, которые легко всплывают в памяти.
Когда последний посетитель — седоватый и сутулый японец — расплатился и вышел, Ханако села за столик Тины. И как бы обмякла на стуле. Тина уже собиралась прочесть обычную проповедь, что она не должна так много работать, ей нельзя так уставать и нужно сократить время работы, когда Киёми поставила на их стол чайник с чаем и три чашки.
Они потягивали чай молча, изредка глядя по сторонам, словно еще остались клиенты, о которых они не позаботились.
Краем глаза Кандо наблюдал, как Ханако берет заказ у соседнего столика. Он узнал ее по фотографии, сделанной двадцать три года назад: ее он использовал в первом деле. Ханако выглядела моложе своего возраста, на который намекали лишь проседь и морщинки в уголках глаз. Жаль, что он не мог сказать того же о себе.
Его удивило, что она до сих пор работает в том же ресторане. Не так уж много изменилось в ее жизни. Официанткой она была веселой и расторопной; она нашла свое место в жизни.
Его обслуживала девушка, похожая на японку, — она гордо щеголяла татуировкой на лодыжке. Он попытался вспомнить несколько английских слов и вздохнул с облегчением, когда та заговорила по-японски. Для начала он заказал пиво и суси.
Когда в ресторан вошла девушка с рюкзаком — студентка, подумал он, — и села за столик недалеко от него.
Кандо понял, что жизнь Ханако все-таки изменилась в одном отношении: теперь у нее была дочь.
За едой Кандо наблюдал за девушкой и Ханако. Ее дочь читала какую-то статью, медленно жуя свою порцию тэмпуры. Ханако подходила к ней в свободные минуты. Наблюдая за ними, Кандо был уверен, что видит мать и дочь. Дочь унаследовала характерные черты матери. От сэнсэя она взяла рост и угловатое телосложение.
Доев, он расплатился и вышел из ресторана. У входа в одежный магазин напротив он нашел укромное место, где его не было видно. Минут через двадцать пара, интересовавшая его, вышла из ресторана. Он пошел за ними по другой стороне улицы, надеясь, что они не сядут в машину.
Когда они свернули на Буш-стрит, детектив поспешил на другую сторону. Он шел сзади приблизительно в полуквартале от них: прохожих было мало. Через три квартала они вошли в жилое здание, адрес которого совпадал с найденным им в 1977 году.
Тина и Ханако прошли мимо сломанного лифта. На нем висела табличка: «Приносим извинения за продолжающиеся неудобства. Запчастей нет на складе».
Ханако приходилось делать короткую остановку на каждом этаже.
— Может, они дадут тебе квартиру на первом этаже, пока не починят лифт? — спросила Тина.
— Свободных нет, — ответила Ханако перед штурмом последнего пролета.
Войдя в дом, Тина спросила:
— Тебе что-нибудь нужно?
— Ииэ, сумимасэн
[65]. У меня все есть. — Она прошла в спальню, пока Тина что-то искала в своей комнате. Той хотелось попроситься к матери ночевать, но тогда мать узнала бы о проблемах с Мистером Робертом.
Тина пошла в гостиную и села на полу рядом со своим рюкзаком. Вошла Ханако, сменившая рабочее кимоно на простое домашнее платье. Села на диван и спросила:
— Ну что у вас с Робертом-сан? Проблемы?
— Он тебе рассказал.
Ханако молча кивнула.
— Не хочу об этом говорить. — Она просто не знала, что сказать. В электричке по дороге в город ей пришло в голову, разлюбил он ее потому, что она недостаточно японка для него. Хотя она выглядела как японка, но не говорила и не читала по-японски, как он, ничего не понимала в икэбане, и не по-японски себя вела.
Ханако откинулась на диване.
— Ты поэтому приходила сегодня утром? И зашла в ресторан сегодня вечером?
— Разве я не могу проведать свою мать?
Ханако поправила подушку под ногами.
— Ты уже съехала от него?
— Думаю, да. Пока не знаю.
Ханако потерла ноги.
— Можешь жить здесь.
— Спасибо, — сказала Тина. Она открыла рюкзак и вынула папку. — У меня еще есть такие. — Она протянула Ханако новую пачку рисунков сэнсэя.
Ханако взяла их и стала смотреть.
— На прежние не похожи.
— Мне тоже так показалось. Более абстрактные.
— Можно, я их оставлю у себя на некоторое время?
— Конечно. Дай мне знать, если поймешь что-нибудь.
Рассматривая верхний рисунок, Ханако заметила:
— Я думала, ты больше не будешь видеться с сэнсэем.
Фраза показалась Тине знакомой.
— Это тебе сказал Мистер Роберт? Он мне советовал тоже самое. «Не ходи больше к сэнсэю».
— Я не пытаюсь советовать, что тебе делать, Ха-тян.
— Мистер Роберт рассказал тебе что-нибудь про сэнсэя?
— Мы разговаривали об этом, — ответила Ханако.
— Так в чем проблема с сэнсэем? — спросила Тина. — Откуда ты его вообще знаешь? Ведь это ты рассказала о нем Мистеру Роберту.
— Я слышала о его школе.
— Ты знаешь что-нибудь о нем? О его семье? Нам нужно найти члена семьи, чтобы профессор Портер получила разрешение работать с ним. — Тина умолкла. Лицо Ханако побледнело и исказилось от боли. — Ма?
Ханако встала с дивана, хотя по ее медленным, неуклюжим движениям можно было подумать, что она падает. Встав, она выбежала из комнаты. Тина встала с пола и двинулась за ней в коридор. Ханако вышла из квартиры: дверь была еще открыта. Тина поспешила за ней.
С лестницы до нее донесся пронзительный вскрик — это определенно был голос ее матери — и глухой удар.
