Но у Судзуки для него было другое предложение.
— Извините, — ответил Кандо. — Меня не будет в городе пару дней, у меня одно дело.
— Это может несколько дней подождать, — уточнил Судзуки, — но не дольше.
— Я позвоню вам, как только вернусь.
— Хорошо. А куда вы направляетесь?
— Вы в курсе, что всю работу, которую я выполняю для вас, я держу в секрете? Поэтому вы, надеюсь, извините меня, если я сохраню конфиденциальность информации других клиентов?
Судзуки хихикнул:
— Разумеется, если вам так угодно.
Интерлюдия
Ничего не стоит
Июнь 1977 года
Кобэ, Япония
По дороге домой Кандо остановился в крошечном «номия»
[62], где подавали сакэ, «сётю»
[63] и маленькие блюдечки с киотосскими деликатесами: в основном это тофу и слегка пропеченная на гриле рыба. Хозяином номия был старик с лицом цвета «умэбоси»
[64], что особенно бросалось в глаза, когда его что-нибудь возбуждало. Кандо заказал бутылочку остуженного сакэ и попросил хозяина выбрать закуску на свой вкус.
День был долгим и досадно непродуктивным. Необходима была далеко не одна бутылочка хорошего сакэ, чтобы он смог отнести неудачи на счет злой судьбы и начать все сначала утром следующего дня. Три дела, которыми он занимался, — а именно исчезновение человека. — возможное хищение и проверка связей на стороне. — ничего сверхсекретного из себя не представляли, но но каким-то необъяснимым причинам все три клиента особо попросили его соблюдать строгую конфиденциальность. словно эти дела были связана с вопросами национальной безопасности. Теперь люди подозревали всех и каждого.
День провалился по его вине. Он постоянно отвлекался: у него из головы не выходили сэнсэй и Ханако Судзуки. Он закрыл это дело две недели назад: разузнал, где живет и работает Ханако Судзуки, написал отчет, выставил счет и вручил все это сэнсэю с грустными глазами. Закончено.
А неделей позже достоянием гласности стало исчезновение сэнсэя: особенно настойчиво выдвигалась гипотеза самоубийства на почве нервного расстройства; любовная история не упоминалось вообще. Новость о том, что вместе с ним исчезла и Тушечница Дайдзэн, произвела настоящий фурор. Почему всех так волновала тушечница, просто кусок камня? Кандо это было совершенно непонятно.
По собственной инициативе он принялся наводить справки. Время у него имелось, но даже если бы он был загружен, то все равно бросил бы остальные дела. Учитывая любознательность сэнсэя, он предположил, что тот не наложил на себя руки после того, как ознакомился с результатами его расследования. Он предполагал — точнее, был практически уверен, — что сэнсэй отправился в Сан-Франциско. Однако ему хотелось лично в этом удостовериться.
В поисках источника слухов он поспрашивал соседей сэнсэя, но ничего не выяснил. Навел справки в родном городе Симано, но никто в последнее время его там не видел.
Следующим шагом стало выяснение ситуации в школе Дайдзэн. Как ему сообщили в банке, финансовые дела школы — в прекрасном состоянии. Сэнсэй не взял с собой никаких казенных денег.
Наиболее вероятным кандидатом на пост нового сэнсэя Дайдзэн был старший наставник Арагаки — по крайне мере, так утверждали те, кто был сведущ в делах школы. Поскольку Арагаки был на десять лет старше Симано, он, очевидно, чувствовал себя обиженным, когда его обошли при повышении. Кандо казалось маловероятным, что исчезновение предшественника имеет какое-то отношение к Арагаки.
Наиболее интригующим фактом из обнаруженных Кандо оказалось существование в горах уединенного приюта, принадлежащего школе. На следующий день детектив сел на поезд до Дзюдзу-мура. Дорогу туда Кандо счел вполне приятной — хороший отдых от повседневной рутины. Он устроился поудобнее и наслаждался видами из окна, пока не задремал. Делая пересадку, купил «бэнто» — обед в коробке, достаточно вкусный и даже свежий.
Когда поезд ранним вечером прибыл в Дзюдзу-мура, Кандо обрадовался, что наконец можно размять ноги. Горный воздух был свеж и чист, сдобрен легким запахом сосен и последних сугробов — зимой снег заваливал городок полностью. Кандо прошелся из одного его конца в другой — это заняло у него всего десять минут. Он снял номер в гостинице и принял освежающую ванну под открытым небом, откуда открывался вид на пробегавшую через городок реку. Тяжесть жизни в большом городе, против которой, как он полагал, у него выработался иммунитет, растворилась в горячей воде.
Поужинав в гостинице, он пошел в местный кабачок, который заприметил еще на первой прогулке. Там у парочки местных стариков, которых он угостил выпивкой, Кандо разузнал имя смотрителя приюта. Они также сообщили, что последний раз видели там сэнсэя несколько месяцев назад. Один упомянул вскользь, что последний раз сэнсэй был там с кем-то из своих учеников. Женщиной.
Утром Кандо нашел смотрителя. Старик, поразительно проворный, несмотря на короткие и кривые ноги, подтвердил правдивость историй, рассказанных детективу в кабачке. Он провел Кандо по участку, когда детектив объявил, что он — страховой агент школы, который выясняет обстоятельства исчезновения сэнсэя. Старик пожал плечами, всем своим видом показывая, что ему нет дела до мира за пределами деревни.
Если бы я жил в этой деревне, подумал детектив, мне тоже бы не было дела до внешнего мира.
Старик открыл Кандо приют и удалился, показав, как запереть дом. Кандо сделал все, как и полагается сыщикам, — облазил все углы этого уютного строения. Не было никаких следов того, что здесь недавно жили, но даже если бы кто-нибудь и был, старик бы убрал за ними. Кандо мог себе представить сэнсэя и Ханако в этом доме — он. тоже ощутил легкую сексуальность, разлитую в здешнем горном воздухе.
По дороге к деревне он не переставал удивляться сэнсэю и его ученице: два человека обладали всем, один — на вершине своего искусства, другая — в верхнем слое общества. Они с легкостью отказались от всего ради того, что, как в конце концов выяснилось, ничего не стоит.
Сан-Франциско
В самолете из Токио до Сан-Франциско Кандо проспал всю дорогу, кроме пары часов. Приземлившись, прошел иммиграционный контроль, таможню. Сел в такси до отеля «Мияко» в Японском квартале. На дорогу ушло двадцать пять минут. Он ополоснулся под душем, переоделся и вышел на улицу размять ноги.
Японский квартал занимал всего четыре-пять жилых кварталов. В нем выделялись торговый центр, театр и кегельбан. Кандо представлял его себе намного больше.
