Когда веки женщины опустились, Кандо уже знал, что прав.
— Как жаль, что я не знал об этом. Было бы прекрасно с ней увидеться. — Он уже собирался сказать «какое совпадение» и спросить, что Ханако делает в Сан-Франциско, когда ее мать вдруг произнесла:
— Извините, мне нужно идти. — Она сделала шаг назад и закрыла дверь.
Кандо шел от своего офиса — кабинета на втором этаже трехэтажного здания недалеко от железнодорожного вокзала Киото — пешком. Лапшевня, где он обычно обеда! находился в квартале, забитом закусочными и сувенирными лавками, предназначенными для толп туристов, приезжавших в Киото.
В ресторанчике почти никого не было: основная масса обедавших уже опорожнила с хлюпаньем свои миски и вернулась на работу. Он сел за стойку. Хозяйка, женщина неопределенного возраста, принесла ему стакан воды и спросила, заказывает ли он как обычно. Кандо кивнул.
Он знал, что ему придется хорошенько потрудиться, чтобы найти Ханако, даже если она все еще в Сан-Франциско. Но попытки узнать еще что-то от ее родителей или мужа были бы слишком рискованными. Даже с матерые Ханако он уже дошел до предела.
Если она уехала в США, ей понадобилась въездная виза. Он не был хорошо знаком с правилами выезда за границу, но знал точно, что на въездных документах требуется указать место проживания. Получить такую информацию было нелегко.
Перед ним появилась миска лапши со свиной котлетой и маринованными овощами. Бульон щекотал ему ноздри ароматным паром.
Все, однако, оказалось проще, чем он думал. Он позвонил в визовый отдел Посольства США в Токио и представился доктором таким-то. Родители Ханако, как он пояснил официальным тоном, попали в автокатастрофу и лежат в коме. Ему нужно немедленно получить разрешение на операцию. Их дочь, Ханако, является их единственным ребенком, и только она может дать такое разрешение. Кандо сообщил, что выяснил ее местонахождение — Сан-Франциско, но не имеет никакой контактной информации. Через пять минут у него был адрес Ханако Судзуки, указанный на ее въездной визе.
Еще полтора часа у него ушло, чтобы найти номер телефона. Он позвонил, и Ханако Судзуки взяла трубку. Он представился клерком из японского консульства, проверяющим адреса для архива. Ханако ответила, что адрес правильный. Кандо также поинтересовался ее местом работы. Ресторан «Тэмпура-Хаус» на Пауэлл-стрит, ответила она.
Киото
Арагаки только-только закончил занятия каллиграфией, Как позвонил Кандо. Детектив сообщил, что недавно наткнулся на информацию, которая представит для него исключительный интерес.
— Исключительный интерес? — повторил Арагаки. — Не могу даже представить, что бы это могло быть. — Возможно, это какой-то телефонный торговец, подумал он.
— Вас интересует Тушечница Дайдзэн?
В голове Арагаки завихрились противоречивые мысли: уловка, чтобы отвлечь его от предстоящих состязаний; это какая-то ловушка. Но если это правда…
— Конечно, она представляет интерес.
Они согласились встретиться в офисе у Кандо. По пути туда Арагаки по-прежнему был скептичен и заинтригован. Когда его предшественник Симано, двадцать девятый сэнсэй Дайдзэн, исчез вместе с тушечницей, Арагаки решил, что тот покончил с собой, возможно — в горах недалеко от приюта. Арагаки слышал от служителя, что Симано иногда бывал там. Арагаки предполагал, что Симано, ставший сэнсэем Дайдзэн в столь юном возрасте, не выдержал бремени ответственности. Он также предполагал, что Симано прихватил с собой Тушечницу Дайдзэн в надежде, что она останется с ним и после смерти. Главный наставник Арагаки, который как раз готовился стать тридцатым сэнсэем Дайдзэн, повел младших коллег в горы на поиски, но они не нашли и следа Симано.
Арагаки до сих пор явственно помнил их последнюю встречу. В то утро они с другими наставниками школы Дайдзэн встретились с сэнсэем в канцелярии школы — городского дома «матия»
[55], выстроенного в традиционном киотосском стиле. Кабинеты занимали переднюю часть длинного узкого здания, а классы, выходившие окнами в сад, располагались в глубине.
Увидев сэнсэя, Арагаки хотел было поприветствовать его: «Здравствуйте, молодой сэнсэй!» — но воздержался от такого оскорбления.
На той встрече с наставниками Арагаки хотел обсудить процедуру выборов нового сэнсэя Дайдзэн. Туманная процедура практически полностью зависела от воли действующего главы школы, хотя учитывались имевшиеся работы претендентов и результаты состязаний. Предпочтения сэнсэя Дайдзэн никогда не будут исключены из процедуры избрания, но Арагаки готов был отстаивать свое мнение (и большинство его друзей-наставников — тоже), что оно должно быть третьим по важности.
Хотя этого не было в повестке дня, Арагаки также поинтересовался новой студенткой Симано, которой не было в официальном реестре школы. Если бы какой-нибудь другой наставник без предупреждения привел нового ученика, он подвергся бы суровому дисциплинарному взысканию.
Когда собрание началось с обсуждения следующего сбора в приюте, Арагаки заметил, что Симано отвлеченно смотрит в пространство. За все время он едва ли проронил больше двух-трех слов. Даже споры насчет процесса выбора преемника главы школы не вызвали у него никакой реакции, кроме пары кивков.
Предложение Арагаки установить поддающиеся количественному определению критерии было спокойно одобрено.
Все это случилось много лет назад, но Арагаки до сих пор содрогался от внутреннего дискомфорта. Хотя это и не оправдание, он осознавал: в тот момент его амбиции взяли верх над рассудительностью. Он постоянно думал, не из-за него ли тогда исчез Симано. Иногда ему казалось, что он не имеет к этому ни малейшего отношения, иногда же винил во всем только себя. В такие дни его недовольство собой росло.
На последней прогулке по бамбуковой роще у мастерской Арагаки решил, что его недовольство объясняется желанием оставить после себя наследие. Что-нибудь такое, что отметит и выделит эру его правления в долгой истории школы каллиграфии Дайдзэн чем-либо, кроме простого успеха в каллиграфических состязаниях. В прохладной тени листвы ему вдруг пришло в голову, что таким наследием может быть только одно — возвращение тушечницы. Он должен вписать новую главу в «Историю Тушечницы Дайдзэн».
Кандо вручил сэнсэю Арагаки копию письма Годзэна. Имя и адрес он заштриховал.
Почерк сразу же произвел впечатление на Арагаки: линии были исключительно точны, начертаны хорошо и с художественным вкусом. Писавший это, вне всякого сомнения, занимался сёдо, возможно — у Симано. Ара-гаки дважды перечел послание.
— Что мне делать? — спросил он у Кандо.
— Лучший вариант — лично встретиться с автором этих строк. Вы можете полететь в Калифорнию? Он там живет.
