Но она не могла перестать думать о вечеринке, об их разговоре о сознании и мозге, о заявлении Уиджи, будто сознание — лишь эмерджентное свойство, не обладающее правом на первичность в функциональном мире. Мы могли бы прекрасно обойтись без всякого сознания, будьте любезны. Джиллиан согласилась: мы пытаемся настолько же умертвить наше сознание, насколько и улучшить. Боль, страдания, депрессия. Кому все это нужно?
Тина сделала большой глоток кофе и взялась за статью. Прочла реферат: статья была посвящена проблеме резонансных циклов мозга — в какой степени они могут стать источником сознания. Она положила статью на пол, сделала еще глоток кофе и включила горячую воду, чтобы подогреть ванну. Потом выключила и погрузилась в блаженство.
Электричкой Тина доехала до станции Пауэлл-стрит И пошла вверх по холму к материнскому дому. День был солнечным, ярким и совершенно безветренным. Туристы высыпали наружу, бóльшая часть — в шортах, хотя Тина знала, что они пожалеют об этом позже, когда наползет летний туман. Туристы стояли и в очереди на фуникулер до пиццерии «Блондинка» в квартале отсюда. Со скучным или озабоченным видом, готовые кинуться в бегство, если к ним пристанут попрошайки.
В вестибюле по расстеленному на полу брезенту были разложены внутренности лифта. Тина поднялась по лестнице и открыла дверь.
— Я здесь, Ха-тян. — Голос Ханако доносился из комнаты. Сгорбившись, мать сидела в кресле и надевала носок.
— С тобой все в порядке?
— Хай
[51].
— Как дела на работе?
— Хорошо. Некогда.
— Что скажешь, если я тебе приглашу на бранч?
— Бранч?
— Ну, знаешь, это еда между завтраком и ланчем.
— Это я знаю. Я не очень хочу есть.
— Давай пойдем в «Сент-Фран».
— Там так дорого.
— Я плачу. Прошу тебя.
Убедив мать пойти, она повела ее вниз по лестнице.
— Когда только они починят лифт? — спросила Тина.
— Управляющий сказал, что нужна еще неделя.
— У него уже три недели «одна неделя».
— Они его починят.
Тина решила больше об этом не говорить. Она давала множество подобных обетов. Не спрашивать, нельзя ли переехать в другое место, где у нее будет настоящая спальня, не просить мать прекратить работать официанткой, не спрашивать об отце, не упоминать Японию.
В результате оставалось не так уж много тем для разговоров.
Тина и Ханако прошли вниз по Буш-стрит к Пауэлл, повернули к «Вестин-Сент-Фрэнсис» на Юнион-сквер. В ресторане им тут же нашли места. Официант был примерно ровесником Тины, пряди волос у него были модно обесцвечены.
— Привет, меня зовут Джереми. Я буду сегодня вас обслуживать.
Тина заказала газированную воду с лимоном. Ханако выбрала зеленый чай. Тина закатила глаза: хоть бы мама заказала что-нибудь другое, не то, что она и так пьет каждый день дома или на работе. Кроме того, может, у них вообще нет зеленого чая. Джереми улыбнулся и сказал:
— Прекрасный выбор, мэм.
Ханако, видимо, обрадовал комплимент официанта Она оглядела ресторан с его массивными люстрами и старыми картинами в позолоченных рамках.
— Мы не были здесь очень давно. Последний раз — когда ты окончила школу.
Слово «школа» напомнило о статьях, которые нужно было прочесть. Она еще не начала ничего для другого семинара. Живот стянулся узлом беспокойства. Завтра придется читать весь день. Скорее всего — в библиотеке или кофейне. При этой мысли она успокоилась, с удовольствием предвкушая день наедине с книгами.
Ханако изучила меню.
— Что ты будешь заказывать?
Тина взяла свое.
— Пока не знаю.
Джереми принес им напитки и спросил, готовы ли они сделать заказ.
— Сначала ты, Ха-тян.
Тина выбрала семгу, сваренную на медленном огне в белом «совиньоне» с травами. Когда официант заметил, что и это прекрасный выбор, Ханако заказала то же самое. Когда он отошел, Тина сказала:
— У меня есть кое-что, и я хочу тебе это показать. — Она достала несколько рисунков сэнсэя Дзэндзэн. — Что ты об этом думаешь?
Ханако взяла рисунки.
— Нани
[52]?
— Ты знаешь сэнсэя Мистера Роберта по сёдо?
Ханако взглянула на дочь:
— Сэнсэя Дзэндзэн?
Тина показала на рисунки.
— У него случился удар и кровоизлияние в мозг, и теперь он не может писать. Он, однако, нарисовал вот это. Один из наставников школы сказал, что изображения напоминают иероглифы.
Ханако пролистнула страницы.
— Они ничего не значат.
— У сэнсэя — то, что называется аграфией. Повреждение мозга, после которого он потерял способность писать иероглифы. Как если бы ты писала букву «t» и забыла перечеркнуть ее сверху, или если бы написала половину буквы «О».
— Ты видела его?
— Сэнсэя? — Ханако кивнула. — Видела пару раз в больнице, совсем недавно. Большая часть тех исследований, которыми я планирую заниматься, связана с людьми, у которых поврежден мозг. Инсульты, кровоизлияния, опухоли, последствия хирургического вмешательства. — Тина показала на рисунки. — Ты можешь в них разобраться?
— Как он выглядит?
— А? Как выглядит?
— Ладно, — ответила Ханако и вновь переключилась на рисунки. — Нет. Не могу. Можно я оставлю их у себя?
— Конечно, — ответила Тина в тот момент, когда Джереми принес их семгу. Ханако положила рисунки на колени, прижав их плотно рукой, словно они могли улететь.
Бабочка
прекрасна
в своей
свободе
— Вот, мам, что ты думаешь? — Тина держала набор полотенец, взятых из отдела льняных изделий «Мэйсиз». Ханако провела рукой по ткани. — Ну как?
— Мне не нужны новые полотенца.
— У тебя же старым уже десять лет. Они рассыпаются на части.
Ханако сжала материю, словно пробуя на крепость мускусную дыню.
— Тебе виднее, Ха-тян. Ты знаешь, что делаешь.
— Я ничего не делаю, я просто пытаюсь купить тебе полотенца.
— Тебе кажется, я трачу мало денег. Потому что я коплю их для тебя.
— Ма, это же просто несколько полотенец.
