— Спасибо, непременно.
На поиск турагента Судзуки ушел почти весь день. Представляясь сотрудником «Японских авиалиний», Кандо звонил и объяснял, что техническим персоналом были найдены некоторые личные вещи, принадлежащие Ханако Судзуки. Он пытается с нею связаться и ему необходимы номер рейса и дата вылета для отчетности.
— Хорошо, — наконец ответил один агент после того, как Кандо провисел пять минут на телефоне в режиме ожидания. — Это был рейс ноль-один, до Сан-Франциско, в одну сторону, 30 апреля.
— Спасибо.
— Пожалуйста.
Беркли
Институтский филиал библиотеки был размером с большую столовую и гостиную, объединенные вместе. За крепким старым библиотечным столом Тина читала хрестоматию для семинара профессора Аламо.
В библиотеку вошел Уиджи и заглянул ей через плечо:
— Похоже, тебе понравились занятия Аламо. Я что-то проголодался, может, поедим чего-нибудь?
Тина посмотрела на часы.
— Как насчет японского ресторана в городе? Там работает моя мама. Может, ты с ней заодно поговоришь. У меня это не очень получилось.
— Чего не сделаешь?
Они отправились на станцию, пробиваясь сквозь толпы студентов, служащих и попрошаек. Уиджи бросил несколько монет в кружку какой-то женщины, и ее ответное «спасибо» едва перебило монотонный речитатив «Не пожалейте сдачи, не пожалейте сдачи».
В вагоне они нашли места рядом. Обивка кресла перед ними была порезана, а на окне виднелись царапины от стеклорезов.
— Это будет круто, — сказал Уиджи, — после приезда сюда я был в городе всего пару раз.
Тина облокотилась о стену и повернулась к нему.
— Почему ты решил учиться в докторантуре?
Он посмотрел в окно: поезд въезжал на станцию.
— Долгая история. Наверное, не заточен я под врача.
На следующей станции несколько пассажиров вышло, несколько вошло. Прижимая к себе кейс, какой-то мужчина бежал вниз по эскалатору и махал машинисту, чтобы тот задержал поезд, но двери закрылись, и поезд тронулся. Мужчина выругался и показал средний палец.
— Наверное, я не могу представить себя ответственным за что-либо, — сказал Уиджи.
— Ответственным?
— За человеческую жизнь или смерть. — Уиджи откинулся на спинку и положил ногу на ногу. — Раньше или позже я напортачу. Все врачи ошибаются, вероятность этого слишком велика.
— Медицина — не точная наука.
Уиджи смотрел, как его нога подпрыгивает под грохот и скрежет поезда, пока тот вписывается в поворот.
— Конечно. Просто я не могу жить с ощущением, что кто-то постоянно следит за мной или проверяет меня, потому что я поставил не тот диагноз или назначил не то лекарство.
Они приехали в центр сразу после семи и решили где-нибудь выпить перед ужином. Заглянули в салун «Золотая лихорадка» на Пауэлл, нашли свободный столик у окна и заказали пива «Анкор Стим».
— Тут как бы для туристов, — заметила Тина. Уиджи озирал интерьер, в оформлении которого выдерживалась тема золотой лихорадки: лотки, кирки, пробирные весы. Когда принесли пиво, он сделал большой глоток. Тина чуть отхлебнула.
— А ты? — спросил Уиджи. — Почему вдруг аспирантура?
— Просто не смогла попасть в медицинский.
— Пыталась?
— Шучу. Я не хотела в медицинский.
— Предубеждение?
Тина согнала пальцем каплю влаги с пивной бутылки.
— Меня просто интересует мозг. Сознание. Я просто хочу знать, как оно работает.
Уиджи кивнул:
— Наверное, клево вырасти в таком городе, как Сан-Франциско.
— Не сказала бы, что так уж клево, — усмехнулась Тина.
— Но ты посмотри, сколько здесь всего.
— Может быть. Но я-то особенно не присматривалась — несколько соседних кварталов, только и всего. Японский район.
— В городке на юге Колорадо, где я вырос, нет Японского квартала. Нет и Китайского квартала, нет и Маленькой Италии, нет Миссионерского района. Там живут в основном белые да несколько наших семей. Когда у нас появился «7—11», весь город думал, что мы сделали чудовищный прорыв вперед. Мне тогда было около десяти и мы с приятелями тусовались там часами.
— У меня рядом был супермаркет «Ад Зевз», — сказала Тина.
— Ад Зевса?
— На самом деле он назывался «Звезда». В соседнем доме.
— А, понял. «Звезда» задом наперед.
Тина глотнула пива:
— Там стояли лотки с картошкой. Наверное, продавалась она плохо, потому что начинала прорастать — ну, знаешь, такие фиолетовые и зеленые ростки, из глазков пробиваются. Я заходила в магазин каждый день, чтобы посмотреть, как они выросли за ночь.
Дендриты: тонкие, похожие на конечности ответвления нейронов, активизирующиеся посредством синапсов других нейронов. Дендриты могут увеличиваться или уменьшаться в объеме в течение жизни нейрона, устанавливая новые связи или отказываясь от старых, уже не нужных.
Тетрадь по неврологии, Кристина Хана Судзуки
— И как они вырастали?
— Не помню, наверное, до самого пола. Чем-то похоже на нейроны, от которых отходят новые дендриты и синапсы, как мне это сейчас представляется. — Отпивая. Уиджи улыбнулся. — Блистательное детство, да?
Уиджи пожал плечами:
— Все это, мне кажется, относительно.
Когда они добрались до «Тэмпура-Хауса» — было уже около девяти, — толпа ужинающих поредела, и занято было только четыре-пять столиков. Киёми увидела Тину и Уиджи из глубины ресторана и поспешила к ним.
— Тетя Киёми, — поздоровалась Тина. — Это Уильям Крус, мой однокашник.
Киёми улыбнулась и пожала ему руку.
— Мы знакомы с Ханой с первого дня ее жизни.
— Вот как? Готов спорить, она была симпатичной.
— Очень. — Киёми потрепала Тину по голове. — Ты к матери или поесть?
— И то, и другое.
— Тогда как насчет славного столика вон там? — Киёми показала на угловой столик в верхней секции ресторана. — Уютный и отдельный.
— Здорово, — оценила Тина. Пока Киёми вела их к столику, Тина спросила: — Много работы сегодня?
— Вяловато, но это ничего. Время от времени мне нравятся спокойные вечера. — Когда они сели, Киёми спросила: — Чего-нибудь выпьете?
Тина повернулась к Уиджи:
— Одно большое пиво на двоих?
— Я — за.
— Большое «Саппоро», пожалуйста.
