Ханако шевельнулась, изменив осанку.
Черта «соку» — боковая точка, является одной из базовых черт «эйдзи хаппо», восьми базовых иероглифических черт. Когда начинаете писать точку, кончик кисти должен находиться в положении, близком к горизонтальному, и при этом должен смотреть к верхнему левому углу листа. Оторвите кисть от бумаги в направлении левого нижнего угла. Эта черта может также заканчиваться, будучи слегка направленной к началу следующей черты. «Соку» по-японски означает «сторона»; возможно, эта черта называется так потому, что пишется движением из одной стороны в другую. Внутренний угол точки должен быть достаточно острым и не слишком закругленным. Чтобы изменить направление движения кисти так быстро и точно, необходимо полное единение сознания и тела.
Дневник наставника, Школа японской каллиграфии Дзэндзэн.
— Хорошо, — сказал сэнсэй. — В-третьих, важно правильно держать кисть. — Он взял кисть. — Обратите внимание: мои пальцы направлены вниз, большой палец параллельно бумаге. Заметьте, что мое запястье слегка согнуто. Видите?
— Да, — ответила Ханако, внимательно глядя на кисть в его руке.
— Хорошо. Правильно нажимая большим пальцем, вы держите кисть всеми пальцами. При этом вы должны двигать кистью свободно, но в то же время под контролем. Пожалуйста, попробуйте.
Ханако попыталась взять кисть так, как только что показал сэнсэй, но ее пальцы либо сжимались слишком сильно, либо давали кисти полную свободу.
Сэнсэй слегка коснулся ее пальцев.
— Ваша «ки», жизненная энергия, — в кончиках ваших пальцев, в руке, в предплечье. Поэтому вся ваша рука несбалансированна, плохо поддается контролю. В этом случае ваше сознание доминирует над подсознанием. Расслабьтесь и дайте волю подсознанию. Вес естественно переместится в низ вашей руки и предплечья. — Сэнсэй коснулся нижней части ее предплечья, чуть повыше локтя. — Вот здесь. Правильно. Чувствуете разницу?
Прикосновение сэнсэя вызвало у нее дрожь.
— Да. Чувствую.
— Теперь попробуйте послать вашу «ки» через кончик кисти. Не останавливайте энергию в кончике кисти, посылайте ее через нее. Я попытаюсь вырвать кисть у вас из руки.
Сэнсэй взялся за кисть и с усилием потянул ее. Кисть не сдвинулась, застыв над бумагой.
— Хорошо, — сказал он. — Да, вот так хорошо.
— Это трудно.
— У вас получится, — успокоил сэнсэй. — Однажды это ощущение придет к вам без всяких мысленных усилий.
— Не уверена.
Беркли
Тина оказалась первой на приеме — если не считать официантов, — хотя специально приехала на пять минут позже назначенного времени. Прием устраивали в большом конференц-зале института. Стол заседаний, которого хватило бы посадки небольшого самолета, отодвинули к стене. Еду и напитки уже почти расставили. Тарелки со свежими овощами изящно расположились вокруг чаш с соусом. Тонкие кусочки ветчины и сыра были свернуты в трубочки и разложены аккуратными рядами. Корзинки с нарезанными рулетами стояли возле блюд с мясом и сыром. Из ведерок со льдом торчали пиво, газировки и минералки. Бутылки бургундского и шабли были окружены фужерами.
Когда она оказалась в этом зале, все, что происходило с ней, показалось лишенным смысла: и приезд сюда, и возвращение домой, и получение докторской степени. Что она будет делать со своей степенью? Она не видела себя лихим исследователем или преподавателем вроде профессора Аламо. Чем еще она могла бы заняться? На интервью при зачислении сюда ее спросили, что она собирается делать со своей степенью. Она ответила, что хотела бы научиться как можно большему, а потом уж посмотреть, куда приведут ее знания. Достаточно расплывчато, но зато правда. По большей части.
Тина потихоньку начала пятиться из зала, надеясь где-нибудь спрятаться, пока не подойдет кто-нибудь еще, когда сзади к ней вдруг подошла профессор Карин Портер.
— Похоже, мы первые.
— Здравствуйте, профессор Портер.
— Зовите меня, пожалуйста, Карин.
Ее широкая улыбка открыла белоснежные зубы и розовые десны.
— Хорошо, Карин. — Тина двинулась за ней к напиткам, где профессор выбрала бокал красного вина. Тина взяла белого.
— Как ваша первая неделя? — Профессор держала бокал в ладони, ножка свисала вниз между пальцев.
— Все прекрасно. Правда, я побывала только у профессора Aламo.
— Не переживайте, не все из нас такие, как… как бы это сказать… не такие, как он. — Профессор лукаво ухмыльнулась. — Оставим эту тему.
— Вообще-то я даже не знаю, зачислена ли я к нему. У него предусмотрен процесс отбора.
Портер кивнула, отпивая из бокала. Красное вино плеснуло, оставив пятно на верхней губе. Тине захотелось промакнуть его своей салфеткой.
— Не беспокойтесь, я поговорю с ним.
— Правда? — спросила Тина, не уверенная, хорошо ли это будет.
Портер слегка кивнула, и тут кончик ее языка пробежал по верхней губе. Профессор заметила кипу салфеток.
— Извините, — сказала она и отошла.
Тина побрела к другому краю стола, изучая расставленную еду. Зал стал наполняться народом, когда к ней подошла Джиллиан. В руке у нее была бутылка пива.
— Что-то скучновато, — заметила она, делая глоток из бутылки и озираясь.
— Пока я бы сказала, что ты права.
— Как тебе Аламо?
Тина не очень понимала, сумеет ли профессор Портер действительно пропихнуть ее в семинар Аламо, просто поговорив с ним. Чуть посомневавшись, она ответила:
— Он отличается от прочих.
— Ага, кретинизмом.
— Тот философ, который вышел с семинара, наверное, назвал его еще хуже.
— Кто бы сомневался. Эй, а вот и Уиджи.
Джиллиан помахала кому-то в дверях. Тина повернулась и узнала студента-латиноса, который на семинаре сидел рядом с Джиллиан. Тот помахал в ответ, взял пиво и направился к ним.
Джиллиан представила их:
— Это Тина Судзуки. Тина, это Уиджи.
— Тина, рад, — сказал он, пожав ей руку после того, как переместил бутылку с пивом в левую.
— И мне приятно… Уиджи? — Его рука была холодна от бутылки, но рукопожатие приятное.
— Это не я придумал, — ответил он, посмотрев на Джиллиан. Та рассмеялась:
— Моя заслуга.
— Не знаю, нравится ли мне.
— Прирастет, обещаю.
— Так почему Уиджи? — поинтересовалась Тина.
— Вообще-то меня зовут Уильям Джеймс. Уильям Джеймс Крус.
